Я много видел живописных и глухих меств России, но вряд ли когда-нибудь увижу реку болеедевственную и таинственную, чем Пра.

К. Паустовский

Об этой книге

Эта книга о Рязанской Мещере—о тихом изадумчивом лесном крае, расположенномнеподалеку от Москвы, в излучине Оки. В нейрассказывается об одном из самых популярныхводных туристских маршрутов — путешествии порекам и озерам Мещерской стороны, о прошлом инастоящем этого края, его природе и туристскихвозможностях, о его знатных уроженцах — поэте С.Есенине и художнике А. Архипове.

В книге собран интересныйкраеведческий материал, помещен списоклитературы о Мещерском крае, дается рядсправочных сведений о маршрутах и туристскихобъектах, с которыми туристы могу познакомитьсяво время путешествия.

Словом, это книга для тех, кто любитприроду нашей средней полосы, дымок походногокостра, неизведанные туристские тропы.

Дорогой читатель! Мы надеемся, что этакнига поможет Вам хорошо отдохнуть в заповедныхмещерских лесах, совершить увлекательныепутешествия по озерам и лесным рекам. Напишите,понравилась ли Вам книга "По Мещерскому краю".Ваши отзывы просим направлять по адресу: Москва.Центр, ул. Кирова, 13, Профиздат.

Эта привычка осталась у нас отстуденческих лет. Отправляясь в поход, мы брали ссобой толстую тетрадь и записывали в нее все, чтоказалось интересным и поучительным: сказки,легенды, былины, народные предания и рассказы. Водном из таких походов мы и услышали этулюбопытную притчу, которую потом не развспоминали во время туристских странствий. Вот снее-то и хочется начать свой рассказ, потому чтоэта простая и поэтичная история имеет самоенепосредственное отношение к теме этой книги.

Так вот, давным-давно, когда точно —никто не помнит, жил-был старик. И было у него трисына. Призвал их однажды старик и сказал:

— Весь свой век я праведно трудился, впоте лица своего зарабатывал на кусок хлеба. Дажепобывать нигде не успел, красоты земной неповидал... А теперь, видно, пришла мне пора идти напокой. Каждый из вас достоин владеть моим добром,но я хочу выбрать самого достойного. Так ипорешим: отправляйтесь-ка вы в путь, и кто найдетсамое красивое место на земле, тому и достанетсявсе мое добро.

Первым в путь отправился старший брат.Он взял с собой посох, вскинул на плечо холщовыймешок и зашагал прямо на север, откуда дулихолодные ветры и где лежала, как говорили старыелюди, сказочная горная страна. Отсутствовал ондва года, а на третий вернулся домой, бережно несяв суме кусок горного хрусталя. Посмотрел на негостарик, и почудилось ему, что видит он горнуюстрану с богатыми пастбищами, широкими долинамии бурными реками.

— В красивых местах ты побывал, —похвалил его отец и отправил в путь-дорогусреднего сына.

Взял тот посох, вскинул на плечохолщовый мешок и зашагал прямо на юг, откуда дулитеплые ветры, пахнущие морем и солнцем. Два годаждал его старик. Только на третий год вернулся ондомой, загорелый и обветренный, и положил передотцом удивительной красоты морскую раковину.Взял ее в руки старик и услышал волшебные звуки —ласковый шум моря, грохот водопадов, шелест пальми сказочных садов.

Еще больше удивился старик. Похвалилон среднего сына и велел отправляться впуть-дорогу меньшому.

Не успела кукушка прокуковать сто рази солнце спрятаться за лес, как тот уже стоялперед отцом. Разгневался старик, раскричался:"Как ты смел вернуться назад, не выполнивотцовской воли?"

Поклонился смиренно младший сын иположил на стол маленькое стеклышко. И хоть былооно неказисто, но зато чисто, как воздух послетолько что прошедшего дождя, и прозрачно, каквода из ближайшего родника.

— Не гневайся, отец, посмотри через этостеклышко, и ты сразу все поймешь.

Посмотрел старик в стеклышко иотпрянул в изумлении. Сколько лет он прожил вэтих местах и не подозревал, что они так сказочнокрасивы: и эта сосновая роща, насквозьпронизанная волшебным светом заходящего солнца,и эта маленькая речушка, переливающаяся всемицветами радуги, и это изумрудное поле, словнооправленное в золотое кольцо начинающих желтетькленов, и даже это небо, на которое он раньше необращал никакого внимания, даже небо,отсвечивающее нежным золотистым блеском, былонеповторимо прекрасным. Подозвал он младшегосына и сказал:

— Ты нашел самое красивое место наземле — тебе и владеть всем моим добром.

Не так ли и нам, туристам, подчас нехватает волшебного стеклышка, чтобы увидеть всюпрелесть своих родных и таких близких нам мест? Ипочему мы считаем, что они беднее, некрасивее,неинтереснее Кавказа, Саян или Алтая,превратившихся в своего рода туристские Мекки? Ипочему даже новичков, еще не искушенных втрудностях туристской жизни, тянет искать своетуристское счастье именно туда, за тридевятьземель, где громоздятся величественные горы,шумят водопады и где у самых ног плещетсяспокойное лазоревое море?

Романтика? Борьба с трудностями?Неизведанные туристские тропы? Но разве все этоможно найти только там, в тысячах километров отдома?

Мы давно путешествуем по нашей стране.Были мы и на Кавказе, и на Урале, и в Карелии. Ивсе-таки нет ничего на свете прекраснее этиххоженных-перехоженных московских и рязанских,владимирских и брянских, смоленских икалининских исконно русских мест. Порой,казалось бы, неказистые и неброские, лишенныеэкзотики и монументальной величавости, онинаполнены таким неподдельным очарованием, такойтеплотой и прелестью, что, раз увидев, вы ужебудете любить их всю свою жизнь.

Тихие речки и зарастающие озера,сосновые боры и березовые рощицы, леса до самогогоризонта и скирды соломы на сжатом поле, топи иболота и уходящие вдаль холмы с темнеющим лесом,тихие туманные утра с капельками росы назапотевших травинках и вечерние закаты согненным заревом в полнеба, внезапные грозы изнойные полдни с монотонным стрекотаниемкузнечиков — они, кажется, вобрали в себя все, чемтак богата природа нашей страны.

Как много прелести и красоты в этихмаленьких коряжистых речках, где куда ни кинь —огромные язи с хода топят дрогнувший поплавок, вэтих полянах на лесных опушках, сплошь усеянныхборовиками, хоть коси их косой и вывози на телеге,в зарослях спелой малины, которую ведрамисобирают местные ребятишки, в этих глухих, почтитаежных местах, где долго можно плутать по лесу инепроходимым болотам и так и не встретитьчеловеческое жилье.

Об одном из таких сказочных уголковнашей средней полосы и пойдет речь в этой книге.Имя ему — Мещерский край.

Готовясь к одному из походов поМещерскому краю, мы решили распространить средисвоих знакомых анкету. В ней был единственныйвопрос: "Что вы знаете о Мещере?"

"Мещера?—переспросил один из нашихдрузей.— Это где болота икомары?"—"Нет,—возразил Другой,—Мещера—этолеса, которым нет ни конца ни края". А третийначал читать Есенина:

О Русь — малиновое поле
И синь, упавшая в реку,—
Люблю до радости и боли
Твою озерную тоску.

Так какая же она, настоящая,всамделишная Мещера?

Мы много раз уже бывали здесь и летом, иосенью, и зимой. И все-таки не рискуем ответить наэтот вопрос одним словом, настолько разнообразени красив, настолько обширен и изменчив Мещерскийкрай.

Мещера — это леса. Огромные инеобозримые, они некогда тянулись от Чернигова иБрянска до знаменитых муромских лесов,славившихся своей глушью исоловьями-разбойниками. Леса разные: то сосновыеборы на высоких песчаных холмах, застланныхковрами из хвои и шишек, то могучие дубравы поберегам рек и озер, то стройные белоствольныеберезки вперемежку с осинником и ольхой.Сосновые боры раскинулись широко и привольно.Идешь по лесной дороге и видишь насквозь этотбор, пронизанный ниточками солнечных лучей.Остановишься, вдохнешь в себя свежий, пахнущийсмолой воздух и подумаешь: до чего же хороши и этипесчаные косогоры, и эти сосновые боры, где даже вветренную погоду всегда тихо и спокойно.

Мещера — это и озера, и реки, и сосновые боры, и березовые рощи

Но юркнула дорога вниз, в темноту, и пропалисосны. Вокруг сумрачно и тихо, пахнет сыростью игрибами, и начинает хлюпать под ногами болотнаяжижа. А слева и справа уже бегут нескончаемойвереницей хилые березки и тоненькие осинки намохнатых кочках, и уже атакуют тебя несметныеполчища неизвестно откуда взявшихся беспощадныхмещерских комаров.

И сосновые боры — это Мещера, и комары— Мещера, и болота—тоже Мещера. Называют ихздесь — мшары. Заросшие березняком, осинником ивысоченной, в человеческий рост болотнойтравой—это настоящие болотные джунгли нашейсредней полосы. В них можно плутать многиекилометры, пока набредешь на какой-нибудьотдаленный кордон лесника.

Однажды мы заблудились вот в такихмшарах. Шли из Жуковских Выселков в сторонудеревни Горки, приютившейся на берегу леснойреки Пры. Шли сосновым лесом по песчанойноздреватой от дождя дороге. Но не заметилиповорота налево и прошли по тропе прямо. Дороги вМещере тоже особые, не похожие на подмосковные.Кажется, идешь по отличному проселку, по которомуне то что на лошади—на машине ездят. Уж куда-куда,а к деревне-то она наверняка приведет. Но дорога,словно поддразнивая, упирается вдруг в огромноеболото с копнами скошенного сена и, описав круг,поворачивает обратно.

Вот тут-то мы и почувствовалипо-настоящему, что такое мшары. Под ногамихлюпала вода, осока хлестала по лицу, а впередиплотным частоколом стоял сухой, как бамбук,березняк. Ломался он с гулким треском, похожим назвуки ружейных выстрелов. Мы с трудом, зигзагами,пробирались по мшарам, оставляя позади себядлинную змеиную просеку. К вечеру наткнулись назаброшенный шалаш косарей на небольшом песчаномхолмике, возвышающемся над болотом, и заночевалитам. Где-то вдали раздавались тревожные шорохи,шуршали в траве змеи, и ветер стонал в заросляхосинника. Только на следующий день мшарывыпустили нас из своих объятий, и мы выбрались на.дорогу. Посмотрели на карту и ахнули: за это времямы отмахали по мшарам около двадцати километров.

Но Мещера — это не только сосновыеборы и болота. Мещера — это и "синь, упавшая вреку", и стога сена на пойменных лугах, и лесныеозера, заросшие тростником и осокой.

Весной, в половодье, реки выходят изберегов и разливаются по заливным лугам,затопляя мшары и прибрежный березняк, и дубравыпо берегам. Связь между деревнями прекращается.Только на лодках можно пробраться по этомуогромному морю воды.

В бешеном круговороте плывут бревна,вывороченные с корнем деревья. Бобры, норыкоторых заливает водой, спасаются на заранеепостроенных плотиках, а лоси отсиживаются нанемногих, оставшихся сухими бугорках. Наверное,потому и называют в Мещере эти песчаные бугорки"островами". Даже когда схлынут вешние воды и ониснова оказываются на сухом месте.

Но вот реки, словно обессилев, входят вберега и начинают течь медленно и степенно. Рекздесь много, и все они имеют какие-то симпатичные,по-домашнему простые названия: Бужа, Кадь, Гусь,Поля.

Наступает осень, и Мещера, какзаяц-беляк, меняет свою окраску.

Заря холодней и багровей.
Туман припадает ниц.
Уже в облетевшей дубраве
Разносится звон синиц.

Тихо увядает лес. Осины и клены впоследний раз надевают яркие, как крестьянскиеплатки, наряды: красные, желтые, багряные. Опадаютлистья в дубравах. Холодный ветер гонит их полесным просекам, заваливает доверху канавы далощины. Ночью листья покрываются инеем. Хмурыетучи нависают над опустевшим лесом. А где-товверху тревожно курлыкают журавли, прощальнопомахивая крыльями. Значит, зима уже у порога...

Среди тех, к кому мы обратились санкетой, был и еще один товарищ. Он смущеннопотоптался на месте и как-то неувереннопосмотрел на нас: "Что такое Мещера?—переспросилон.—По-моему, это где-то в Сибири".

Странное дело, но и многие другие нашидрузья тоже не могли сразу ответить, где женаходится этот удивительный лесной уголок. Арасположен он совсем недалеко от Москвы, и, длятого чтобы добраться до него, нужно потратитьвсего несколько часов.

Давайте посмотрим на карту,обыкновенную географическую карту Подмосковья.Зеленые пятна — это леса, желтые—луга ивозвышенности, темные кружочки — населенныепункты с мелкой паутиной расходящихся от нихшоссейных и проселочных дорог. Причудливоизвиваются реки: Москва-река, Клязьма, Ока. Вотздесь, в огромной излучине Оки, и раскинуласьгигантским зеленым треугольником Мещерскаянизменность, нацеливаясь своим острием впригороды Москвы. Северная сторона этоготреугольника ограничена рекой Клязьмой,юго-западная и южная Москвой-рекой и Окой, аоснование треугольника покоится на Судогде иКолпи — реках, омывающих Мещерскую низменность свостока. С севера на юг этот треугольникразрезается цепочкой Клепиковских озер исиненькой змейкой реки Пры.

Миллионы лет назад на том месте, гдесейчас расположена Мещерская низменность, быломоре. Потом море отступило, оставив после себязалежи глины, песка и мергеля. В ледниковыйпериод вся приокская территория оказаласьпокрытой, словно панцирем, толстым слоем льда.Огромные ледниковые лавины, надвигаясь с севера,превратили Мещеру в плоскую равнину с небольшимуклоном к Оке. Когда ледник растаял, наносы пескаобразовали толстую песчаную подушку, под которойначинались водонепроницаемые слои юрских глин.Они-то и задерживали влагу, являясь как бы дномгигантского глиняного подноса. Отсюда и болота, ибесчисленные водоемы, и мелководные мещерскиеозера.

Свое название Мещерская низменностьполучила от древнего финского племени мещеры,обитавшего здесь наряду с мордвой и муромой ещедо появления в этих местах славян. Мещеряки жилив основном по берегам рек и озер, занималисьскотоводством, охотой, рыболовством иземледелием.

Мещера и мурома, являющиеся предкамисовременной мордвы, по-видимому, уже тогда имелиобщий Язык. Один из крупнейших военачальниковИвана Грозного, Князь Курбский, вспоминая о своемпоходе через рязанскую землю, пишет: "А наспослал тогда Иван Грозный с Тремя на десять тысячлюду через Рязанскую землю и потом черезМещерскую, иде же есть мордовский язык".

С IX—Х веков коренных жителей этогокрая стали вытеснять славянские племена вятичейи кривичей. На месте старого поселениямордовского племени эрзя, родственного племенимещеры, возник город Рязань— столица вятичей.Ученые предполагают, что это название славянепозаимствовали у племени эрзя (Рязань— этославянская форма слова "эрзань"). Между прочим,так зовет себя одна из ветвей мордовского народаи сейчас.

Постепенно славяне заселили иМещерский край. Племя мещера частью былоассимилировано, частью оттеснено к Волге. Однаконазвание осталось, и те места, где некогдаобитали финские племена, с незапамятных временназывают Мещерским краем или просто Мещерой.

Если вы посмотрите на карту, тоувидите, что этот лесной край с трех сторонокружен густонаселенными и крупнымипромышленными центрами: Москвой, Владимиром иРязанью. И вся Мещера тоже делитсяадминистративно на три части. Есть МещераМосковская, Владимирская и Рязанская. Где-то врайоне Клепиковских озер они сходятся вместе,чтобы потом снова разойтись в разные стороны.

Близость крупных промышленныхобластей создает отличные условия для развития вМещере туризма. Ежегодно летом и зимой, на лодкахи пешком, на велосипедах и на лыжах в походыотправляются тысячи туристов. И каждый из нихнаходит здесь то, что его интересует: сосновыеборы и солнечные пляжи, рыбные реки и глухиеозера, обилие грибов и ягод и удивительную, ни счем не сравнимую тишину, которая лечит лучшемногих лекарств. И, плененные красотой этогокрая, возвращаются сюда снова и снова, потому чтоМещера принадлежит к таким местам, которыеникого не оставляют равнодушным.

В прежние времена попасть в Мещерубыло довольно трудно. Редкие путешественники,посетившие этот край в конце прошлого столетия, водин голос утверждали: такой глухомани, такойдикости и такого бездорожья найти трудно.

Железных дорог не было, грунтовыедороги находились в ужасном состоянии.Единственный путь сюда лежал через небольшойлесной поселок Солотча, расположенный в двадцатикилометрах к северу от Рязани, у самой границымещерских лесов. Наверное, потому и укрепилось заСолотчей название "ворота в Мещеру".

Через этот поселок, пересекая болота илеса, шла грунтовая дорога из Рязани в сердцеРязанской Мещеры Спас-Клепики и дальше вЕгорьевск. Непролазная грязь, колдобины и ямы,расшатанные, пришедшие в негодность деревянныемосты—таким был этот тракт в недалеком прошлом.На всём пути от Рязани до Клепиков стояло всегонесколько постоялых дворов и смолокуренных изб,а вокруг—леса и болота на сотни километров.

Осенью и весной по этой дороге нельзябыло проехать — экипажи и телеги завязали посамые колеса. У местных крестьян существовалдаже особый промысел — вытаскивание застрявшихкарет. Завидят какой-нибудь экипаж и сразу жебегут к уже проверенным на практике грязевымловушкам. Терпеливо ждут, пока карета застрянетпонадежнее, а потом шапки долой — и к барину: так,мол, и так, если раскошелишься, то поможемвытащить, а если нет, хоть до утра здесь сиди.Приходилось раскошеливаться...

В начале 90-х годов прошлого века уразбитой повозками и экипажами грунтовой дорогипоявился соперник — узкоколейная железнаядорога. Построена она была в 1892 году для вывозкилеса из Келецко-Солотчинской дачи. В эти годыстрашные лесные пожары и голод окончательноразорили мещерских мужиков. Боясь волненийкрестьян, правительство было вынуждено устроитьв Келецко-Солотчинской даче общественные работыпо заготовке леса. В короткий срок былозаготовлено такое огромное количестводревесины, что вывезти ее на лошадях было простоневозможно. Вот тогда-то и была построенаузкоколейка длиною в сорок три версты. Потом еепродлили до станции Тума, оснастилипассажирскими и товарными вагончиками, и онадолго была единственным средством сообщенияРязани с Мещерским краем. По узкоколейке ездилина работу в город, на базар, перевозили лес и торф.

С холма Солотчинского кремля открывается вид на пойму реки Солотчи и старицы Оки

Дорога производила впечатлениекакой-то игрушечной. Маленькие паровозикинатруженно тащили неказистые вагончики, биткомнабитые пассажирами. Вдоль сего пути былипостроены деревянные вокзальчики. От Солотчи доРязани всего 20 километров, но поезд проходил эторасстояние за целый час. Двигался он медленно, и,говорят, его ничего не стоило догнать на лошади.Во время весеннего разлива Оки движение поузкоколейке прекращалось.

Эта любопытная дорога дожила до нашихдней и очень красочно описана Паустовским в егомещерских рассказах. Но, видимо, переменызахватили и этот, некогда глухой и безлюдныйлесной край. В прошлом году мы решили проехать поузкоколейке от Рязани до Солотчи, пришли намаленький пустынный вокзальчик, но поезда так ине дождались. "Отмаялась наша узкоколейка, —пояснил нам один старичок, — не ходят теперьпассажирские поезда". Как в свое время железнаядорога отобрала всех пассажиров у грунтовойдороги, так теперь труженица-узкоколейкауступает свое место отличному шоссе.

Это шоссе — гордость рязанцев. Идетоно от Рязани до Клепиков и дальше на Туму иКасимов и является частью огромногоасфальтированного Рязанского кольца, котороесвязало самые отдаленные, глубинные районыРязанской Мещеры. Теперь комфортабельныйавтобус, мягко шурша шинами по асфальту, доставитвас из Рязани в Солотчу за какие-нибудь полчаса.Дорога идет по окским заливным лугам, мимопоселка Шумашь, возле которого на песчаныххолмах была обнаружена стоянка людей каменноговека, через село Поляны и производственныепостройки Полянской лугомелиоративной станции,мимо Аграфениной пустыни, куда п свое времявеликий князь московский Василий III сослалрязанскую княгиню Аграфену Федоровну — матьпоследнего рязанского князя Ивана Ивановича. Таксовременность переплетается с историей,настоящее с прошлым.

Возле Солотчи шоссе вступает в пределызнаменитых мещерских лесов. Огромные сосныподступают к самой дороге. С глухим стуком падаютна асфальт шишки. Ветер метет сосновую хвою. Адорога все бежит и бежит вперед по болотам, пососновым борам, туда, где сплошной стеной стоятмрачные и таинственные мещерские леса.

Эти глухие леса да бездорожье в своевремя оберегали мещеряков от многих бурь иневзгод, укрывал их от набегов кочевников. Вихриистории, урагане" пронесшиеся над рязанскойземлей, обошли стороной Мещерский край. Тщетно мыбудем искать в истории Мещеры каких-либо крупныхисторических событий. Она никогда не имелаполитической самостоятельности и всегдаподчинялась более могущественным соседям.

Во время наибольшего расцветаВладимиро-Суздальского княжества великий князьВсеволод распространил свою власть на рязанскуюземлю и Мещеру. В одной из летописейрассказывается о походе его воинов к реке Пре:"1210 года посылал князь великий Всеволод посла сполком Кузьму Ратишича, меченошу своего, и взялПру, и возвратился со многим полоном воВладимир".

Во второй половине XIV века мы видимМещеру, уже поделенную между четырьмякняжествами. Ее северная часть принадлежалаМуромскому, Владимирскому, а позже и Московскомукняжествам, южная же (Мещерскаясторона)—Рязанскому. К середине XV века Мещераотносилась к Касимовскому царству,просуществовавшему в составе Московскогогосударства до конца XVII века. Древней столицейМещерского края был Городец-Мещерский,упоминаемый в летописи под 1152 годом и получившийпо имени татарского царевича Касима названиеКасимов.

Рязанцы были первыми, кто принял насебя удары татаро-монгольских полчищ—неведомыхдо того на Руси азиатских кочевников,захвативших к тому времени все "дикое поле", кактогда называли южные степи. В 1237 году Батыйподошел к Рязани и, взяв ее приступом, разорил дотла, перебив всех защитников. В страхе передтатаро-монгольскими завоевателями многие жителибежали за Оку и скрылись в мещерских лесах, где ихне могла достать конница Батыя. Да и в дальнейшеммещерские леса неоднократно были прибежищем длятысяч рязанцев, спасавшихся от набегов татар.

Когда в 1379 году в пределы Рязанскогокняжества вторглись полчища Мамая, то, какговорится в одной из летописей, "князь ОлегРязанский не успел собрать войско, покинул городи ушел за Оку реку с людьми своими". Там, вмещерских лесах, недосягаемых для татар, он иотсиживался со своею дружиной до тех юр, покаМамай, разоривший Рязань и другие города, нeпокинул пределов княжества.

Толстые крепостные стены опоясывают Солотчинский кремль — замечательный памятник архитектуры XVII—XVIII веков. Справа — надвратная церковь, построенная по проекту крепостного зодчего Я. Г. Бухвостова

Как и многие поселения по реке Оке,Солотча играла роль сторожевого поста,охраняющего подступы к Рязани и Москве. Хотя наКуликовом поле в 1380 году татары и потерпелисокрушительное поражение, их набеги на русскиеземли не прекращались. К этому времени иотносится основание рязанским князем ОлегомИвановичем Солотчинского монастыря (1390 год)

Наверное, была у хитрого ичестолюбивого князя еще одна причина длясооружения монастыря: за толстыми его стенами ончувствовал себя в большей безопасности. ОлегРязанский готов был идти на все, даже на союз статарами, лишь бы не подчиняться московскомукнязю, за что многие летописцы справедливонаделяют его отнюдь не лестными эпитетами:"лукавый князь", "кровопийца", "новый Июда".

Перед смертью Олег постригся в монахии был в 1402 году похоронен в Солотчинскоммонастыре. Там же хранилась и его кольчуга,которая после революции была передана вРязанский краеведческий музей.

Солотчинский монастырь — одна изсамых интересных достопримечательностей этогонебольшого, ныне курортного поселка. Стоит он накрутом обрывистом берегу, поросшем ветлами итополями. Внизу блестит излучина старицы Оки, вкоторую справа впадает река Солотча. А дальше,насколько хватает глаз, раскинулись бескрайниеокские луга со стогами сена и блюдечкамипойменных озер. Кирпичная монастырская стена,обрываясь к старице, опоясывает тугим кольцомвнутренние постройки. За этими глухими стенамина крови и поте крепостных жирели монахи и попы,прибирая к своим рукам лучшие земли и угодья,разоряя крестьян непосильными поборами. Отсюдаалчные руки духовенства и феодаловпротягивались к землям мордвы и мещеры.

Монастырь рос и богател, а вокруг негоросли всевозможные службы, развивались ремесла.Солотчинские каменщики уже тогда удивляли всехсвоим мастерством. Они строили крепкиемонастырские стены и церкви, возводили легкие,устремленные в небо колокольни и приземистыехозяйственные амбары. А слава об искусныхсолотчинских богомазах и позолотчиках гремелапо всей рязанской земле. До сих пор на территориимонастыря возвышаются изумительные по красоте иизяществу постройки, возведенные талантливымисолотчинскими мастерами.

Реставрационные работы в монастырееще не закончены, но уже сейчас во всем своемвеличии предстают перед нами творения мещерскихстроителей: устремленная ввысь одноглаваянадвратная церковь с пышными белокаменныминаличниками и нарядная торжественная трапезнаяс высокими решетчатыми окнами, украшеннымивставками из разноцветных изразцов. Эти шедеврырусского зодчества созданы в конце XVII векаизвестным крепостным архитектором ЯковомГригорьевичем Бухвостовым.

После того как Рязанское княжествобыло присоединено к Московскому, встал вопрос отом, как обезопасить южные границы от набеговтатар. В XVI веке, во времена Ивана Грозного, былоначато сооружение засечной черты "для бережениявсего Московского государства, а не для девятидеревень". На сотни километров протянулись сзапада на восток лесные завалы с укрепленнымидеревянными крепостями—"городками", в которыхсодержались небольшие гарнизоны.

Засека шла от брянских лесов черезТулу, упираясь своим восточным флангом вмещерские леса и болота. Строили засекикрепостные крестьяне, в том числе и Мещерскойстороны. Строили в тяжелейших условиях, часто безинструментов и продовольствия. Руководительсооружений Красносельской (Рязанской) засекивоевода Волконский докладывал в 1638 году в Москву,что "деловцы бегают" и "застав неким рубить". "Аиные прежние деловцы с Мещерской стороны селаЛокаш разных помещиков оголодали, а переменитьсяим неким, столько не делают, сколько милостынипросят". И тем не менее засечная черта быласооружена и сыграла выдающуюся роль в оборонеюжных границ нашего государства. Рязанские"деловцы" и мещерские лесорубы вложили в неемного сил и таланта, закрыв подступы к Москве.

Позднее эти сооружения потеряли своезначение и пришли в упадок. Но еще долгое времяМещера служила местом, где находили приюткрепостные крестьяне, бежавшие от притесненийпомещиков, и раскольники, стремившиеся в глухихлесах скрыться от недремлющего ока православнойцеркви.

Мещера и ее богатства издавнапривлекали к себе внимание помещиков изаводчиков. Еще с XVI века сюда начали переселятькрепостных крестьян. В XVIII веке возникли вотчиныБаташовых, Воронцова, Засецкого, Лаптева. Ноземля была скудна, заболочена и плохо родила. Воттогда и возникла впервые мысль об осушениимещерских болот. В конце прошлого века в Мещерубыла направлена мелиоративная экспедициягенерала Жилинского. С большой энергией принялсяЖилинский за осушительные работы.

Тысячи солдат и крестьян по колено вводе под непрестанный комариный гул рыли каналыи осушительные канавы, чтобы спустить в рекиизлишние воды из болот. Большие работыразвернулись в районе Солотчи, Кельцов, Криуши...

Об этих грандиозных по тем временаммелиоративных мероприятиях известные русскиегеографы и путешественники, большие знатокиРязанского края П. П. и В. П. Семеновы-Тян-Шанскиеписали: "Район этих работ имеет 90 верст длины и 30верст ширины и обнимает до 16 тысяч десятин. Онтянется на запад от железной дороги до р. Цны,притока Оки, и на восток — до р. Ламши и притоковОки. Болота, или "мшары", расположены в бассейнахрек Шьи, Солотчи, Пры, Вокши и Ламши и занимаютобширные казенные лесные дачи. Из них вКуршинской (в истоках Ламши) прорыто более 15верст, устроено 7 верст гатей и 58 мостов. В Боровойдаче (на железной дороге) прорыто 60 верст каналови перекопов шириной от 2 до 5 саженей, глубиной доГ/2 сажени, боковых каналов 125 верст и устроено 18верст гатей и 60 деревянных мостов. Кроме того,здесь расширены 62 мелкие речки и устроенапаровая лесопильня, так как по некоторым каналампроизводится сплав леса... Едва ли, однако,затраты на все эти сооружения находятся всоответствии со стоимостью и доходностью 15000десятин земли при сомнительной ееплодородности".

Остатки этих каналов до сих пор можновидеть и под Солотчей, и в районе реки Пры, и натерритории Окского заповедника.

За двадцать лет (с конца 70-х до конца 90-хгодов XIX века) экспедиция Жилинского провеласотни каналов, но селиться на этой земле никто незахотел. Работы по осушению мещерских болот былипрекращены. Каналы заросли лесом и кустарником,мосты и гати сгнили, расчищенные речки заплылиилом и песком, и вся мелиоративная система пришлав негодность,

Между тем жизнь подтвердилаправильность идей Жилинского. Осушенные болотапри правильном их использовании даваливеликолепные урожаи капусты, картофеля, овощей,сена. Оказывается, под слоем болотной воды иторфа лежали чудесные "золотые" земли,замечательные луга и пастбища, которые как будтотолько и ждали, когда люди примутся за ихосвоение.

В советское время началосьпланомерное наступление на мещерские болота. Повсей Мещере была создана широкая сетьмашинно-мелиоративных станций, оснащенныхзамечательной техникой. Они осушили уже многиетысячи гектаров заболоченных земель, построилидесятки километров магистральныхканалов-водоприемников, раскорчевали и привели впорядок заросшие осокой и кустарником луга.

Полным ходом идут в Мещере осушительные работы. Пройдет немного времени, и на месте этого болота раскинутся плодородные колхозные поля

Но задача освоения Мещеры не под силуодним мелиораторам. Работы ведутся широкимфронтом и комплексно с участием почвоведов,ихтиологов, зоологов, экономистов, геологов.Проведены большие изыскания в Клепиковском иСпасском районах, составлен проектрегулирования водного режима реки Пры.

Пра не случайно привлекает вниманиемелиораторов. Протекая по низким и заболоченнымместам, она является как бы естественной сточнойканавой для избыточных вод Мещерскойнизменности. Если бы удалось спустить по руслуреки лишние паводковые воды, это значительнопонизило бы уровень воды в бассейне Пры, помоглобы осушить тысячи гектаров плодородной земли.

Осушение Мещеры и освоение ееболотистых земель — дело важное, но вместе с теми чрезвычайно сложное. Оно требует научногоподхода к решению целого ряда важнейших проблем,опытов и исследований. С этой целью и быласоздана в Солотче Мещерская зональнаяопытно-мелиоративная станция (МЗОМС).

Генерал Жилинский рассчитывал осушитьМещеру с помощью одних магистральных каналов идовольно неглубоких осушительных канав. В егораспоряжении не было никакой мелиоративнойтехники, одни только лопаты да гужевой транспорт.И через год, казалось бы, осушенные земли сновазаболачивались, потому что очень трудно было спомощью одних довольно неглубоких канавпонизить уровень грунтовых вод. Сотрудники МЗОМСразрабатывают научные методы осушения болот ипойменных земель с помощью закладки дренажныхтруб, "кротового" дренажа, ложбин и глубокихканалов, врезанных дном в песок. Они создают ииспытывают новые мелиоративные машины, внедряютв колхозное и совхозное производство новейшиедостижения сельскохозяйственной науки. Враспоряжении МЗОМС—замечательная техника:экскаваторы, бульдозеры, канавокопатели,корчеватели...

Осушительные работы в Мещерепроводятся в больших масштабах. Гудят тракторы ибульдозеры на пойменных землях под Солотчей, врайоне реки Белой — притока Пры и во многихдругих местах, чавкают экскаваторы, пробиваяпрямые, как стрелы, магистральные каналы. Инедалеко то время, когда вся Мещера превратится всказочно богатый край, где на вчерашних болотах ипесках будут выращивать такие удивительныеурожаи, какие не могли сниться генералуЖилинскому.

Нам удалось побывать на одном из болот,где работники МЗОМС проводили осушительныеработы. Это километрах в трех от Солотчи, вместечке, которое носит довольно "болотное"название—Тинка. Еще в прошлом году на этом местебыло непроходимое болото. Гусеничные тракторыпроваливались здесь по кабину, и их приходилосьвытаскивать тягачами. А огромные экскаваторы сразмаху бросали в ржавую воду свои ковши и,тяжело урча, выгребали оттуда море болотной жижи.Теперь Тинка, иссеченная глубокимиосушительными траншеями, покорилась людям.Работы подходили к концу. Бульдозер уже засыпалтраншеи, по дну которых были проложеныосушительные трубы из керамики. Излишняя влагастекала по этим трубам в магистральныйканал-приемник, понижая уровень грунтовых вод.

Обратно мы шли через знаменитыйсолотчинский бор. Бронзовые сосны неподвижнозастыли на крутом берегу, где-то вверху тихогудел ветер, а земля от солнечных пятен казаласьогромной расстеленной под соснами шкуройлеопарда. Не знаем почему, но вдруг вспомнилисьстихи из маленькой книжки, которую мы увидели всолотчинской библиотеке.

Сосны дышат росистым рассветом,
Все разбуженной жизни полно!
Поневоле здесь станешь поэтом —
Воздух льется в меня, как вино!

Со страниц поэтического сборника нанас смотрело энергичное молодое лицо поэта.Всеволод Антонов,— прочли мы ваннотации,—бывший полярник, строитель, кандидатнаук. Он же мелиоратор и директор МЗОМС. Мы неудивились: наверное, для того чтобыпо-настоящему, по-хозяйски осваивать богатстваМещеры, нужно быть еще и поэтом.

Воздух в Солотче действительноудивительный. И сосны, и песчаные пляжи настарице, и окские луга — замечательные. Здесь нетни одного предприятия, ни одного даже маленькогозавода. Зато есть пионерские лагеря, дом отдыха,гостиница, туристская база. Солотча _ этокурортный поселок, где летом отдыхают тысячитрудящихся из разных городов нашей страны. Этопоселок туристов и пионеров, любителей—рыбакови грибников, которые приезжают сюда из Рязани иМосквы целыми семьями. Богаты грибами чудесныесолотчинские леса, окрестности живописнейшихозер—Черного, Сегден, Урженского...

Солотча—это поселок художников иписателей. Многие останавливаются здесь, чтобыпобродить с этюдником или полюбоваться назнаменитые закаты с холма Солотчинского кремля.

В Солотче, в доме замечательногорусского гравера Ивана Петровича Пожалостина,жили и работали К. Паустовский, Р. Фраерман, А.Гайдар. Здесь бывали писатели А. Фадеев, К.Симонов, Г. Шторм, В. Гроссман, Ф. Панферов, А.Коптяева.

Каждый год с ранней весны до осениприезжает сюда и немало туристов, любителейМещерского края. Здесь на местной туристскойбазе начинаются путешествия по Мещере, отсюдатуристские группы расходятся по самымотдаленным уголкам этого удивительного лесногокрая. Через Солотчу едут в Мещеру охотники исамодеятельные туристы. И у въезда в поселок, там,где шоссе Рязань — Тума вступает в пределымещерских лесов, их приветливо напутствуютдорожные транспаранты: "Туристы! В поход покрасивейшим местам Мещеры!", "Проводите свойотпуск в мещерских лесах", "Приезжайте отдыхатьк нам, в Солотчу". Плакаты и призывы сизображением шагающих туристов, розовощекихздоровяков с налитыми мускулами и бронзовыхдевушек в ярких купальниках сопровождают вас повсему поселку. Солотча лишний раз напоминает отом, что вы въезжаете в знаменитый Мещерскийкрай. Ведь не зря же ее назвали воротами в Мещеру.

На дворе еще снег, по вечерам мететпоземка. Но днем на солнце уже тепло и с крышначинают капать первые капли талого снега. Скоровесна... И чем ближе к лету, тем учащеннее бьетсясердце туриста — любителя летних путешествий. Вкоторый уж раз он бережно снимает с гвоздикапровисевший всю зиму без дела рюкзак иразвертывает старую, потрепанную картуМещерского края: куда отправиться в поход, какиепосмотреть новые места?

Прежде всего, конечно, нужно выбратьмаршрут. Такой, чтобы был интересным иувлекательным и чтобы отвечал целям путешествияи наклонностям его участников. Пунктирытуристских троп пересекают Мещеру в самыхразличных направлениях: водные и пешеходные,велосипедные и автомобильные, плановые исамодеятельные.

Если вы новичок в туризме или покаким-либо причинам не сможете подобрать группудля самодеятельного похода, приобретайтетуристскую путевку и отправляйтесь впутешествие по плановым маршрутам. По РязанскойМещере проложено три таких маршрута, которыеначинаются или с Солотчинской турбазы или с еефилиала — туристской базы в Клепиках.

Наиболее популярный изних—путешествие на лодках по лесной речке Пре.Он предназначается для любителей водных походов,для тех, кто любит греблю, рыбную ловлю, песчаныепляжи и сосновые боры.

Более подготовленным туристам можнорекомендовать другой, не менее интересныймаршрут — по озерному краю. Начинается он оттурбазы Клепики, где туристы получают лодки,снаряжение и закупают продовольствие. Отсюда ониотправляются в десятидневное самодеятельноепутешествие по Клепиковским озерам (такназываемое Мещерское озерное кольцо). Этопутешествие называется самодеятельным, потомучто туристы сами разрабатывают маршрут, сами, безинструктора, плавают по озерам и выбирают местадля стоянок.

Есть и еще один плановый маршрут. Онзнакомит с достопримечательностями Солотчи, ееархитектурными памятниками и живописнымиокрестностями. Туристы в течение десяти днейживут на турбазе, отдыхают в чудесномсолотчинском бору, катаются на лодках по старицеОки, совершают пятидневный лодочный поход по Окена родину Сергея Есенина—село Константиново.

Но если вам хочется забраться в глухиеуголки Мещеры, куда еще не проложены плановыемаршруты, если вам нравится открывать новое инеизведанное, если вы любите исследовать иискать, тогда лучше отправляйтесь всамодеятельный поход.

Такое путешествие особенноувлекательно, наполнено тем духом поиска и пустьмаленьких, но первооткрытий, которые всегдаявляются верными спутниками любого интересногопохода.

Конечно, очень приятно плыть на лодкахпо рекам, любоваться красотой природы, ловитьрыбу и загорать на золотистых пляжах. Нонасколько интереснее становится поход, когда нетолько созерцаешь с лодки проплывающие мимолеса, поля и деревни, а интересуешься историей,экономикой и культурой мест, по которымпутешествуешь. Очень верно сказал об этомизвестный советский поэт Михаил Светлов: "Безпоисков ты только турист, с поисками тыоткрыватель".

Поиски полезных ископаемых, изучениеживотного и растительного мира, записи народныхпреданий и легенд, знакомство с настоящим ипрошлым края, с его памятниками иархитектурой—что может быть интереснее ипривлекательнее для туриста? Кто знает, вдруг вамповезет и вы найдете то, чего до вас еще никто ненаходил: новую стоянку древних людей на берегуПры. неизвестное письмо Есенина или новыйархиповский этюд на пыльном чердаке егоровскихстарожилов. Много еще нераскрытых тайн таит всебе наша земля, и кому, как не туристам, быть впервых рядах первооткрывателей.

Глубоко ошибаются те, кто считает, чтопутешествие начинается с того момента, когда онивтиснут свои рюкзаки в узкую дверь отходящегопоезда. Нет, поход начинается раньше, значительнораньше. С подбора группы, с беготни по магазинам впоисках продуктов и снаряжения, с разработкимаршрута и, конечно, со скрупулезного изучениярайона путешествия. Собственно говоря, именно сбиблиотеки, с путешествия по книжным полкам икаталогам и начинается туристский поход. И в этомпутешествии тоже есть своя прелесть, и свояромантика.

Спешим вас предостеречь: не думайте,что в библиотеках вы найдете обширную литературуо Мещере. Хотя это и не Тянь-Шань или ПриполярныйУрал, но до сих пор этот район не изучен какследует, много еще белых пятен на туристскойкарте Мещерского края. Разрозненные статьи вжурналах, отдельные главки в брошюрах и книгах оРязани и Рязанской области, небольшойпутеводитель "Рязань — Солотча — Клепики —Тума", недавно изданный "Атлас Рязанскойобласти"—вот, пожалуй, и вся литература о Мещере.

Но это вовсе не значит, что Мещерскийкрай прошел мимо внимания исследователей икраеведов.

Много интересных сведений о настоящеми прошлому Мещеры можно найти в трудахРязанского педагогического института,областного краеведческого музея, Окскогогосударственного заповедника.

До революции немало полезного дляизучения Мещеры сделали члены Рязанской ученойархивной комиссии. Ими составлены первыеописания населенных мест, произведеныархеологические раскопки, собран ценнейшийгеографический и этнографический материал. Своиработы рязанские краеведы печатали в "ТрудахРязанской ученой архивной комиссии", а до этого— в неофициальной части "Рязанских губернскихведомостей". После революции их дело продолжилообщество исследователей Рязанского края,которое имело свой печатный орган — "Трудыобщества исследователей Рязанского края".Туристам — любителям старины следуетпознакомиться с материалами этих изданий, идоныне представляющих немалый краеведческийинтерес.

Вообще перед тем, как отправиться впоход, нужно постараться изучить всю литературу,которая имеется по избранному маршруту. И пустьэти издания будут старыми, пусть часто и нельзясогласиться с их авторами, по зато вы узнаетенемало такого, о чем только из этих книг и можноузнать: о происхождении названий отдельных сел идеревень, о народных промыслах, о местныхобычаях, о том, как жили и чем занималисьмещеряки.

Однажды, копаясь в старых, потрепанныхкнигах в букинистическом магазине, мынатолкнулись на фолиант в кожаном переплете.Чья-то осторожная рука вырезала с обложки гербРоссийской империи, и теперь на его месте зиялакруглая, с рваными краями дырка. На переплетекрасивыми буквами было выведено: "Россия. Полноегеографическое описание нашего отечества.Настольная и дорожная книга для русских людейпод редакцией В. П. Семенова [Тян-Шанского]. Том. II.Среднерусская черноземная область. С.-Петербург.Издание А. Ф. Девриена. 1902".

Есть книги, которые, несмотря на всю ихвнешнюю солидность и наукообразность, читаешь сзахватывающим интересом, забывая, что передтобой неувлекательный роман, а объемный труд насемьсот с лишним страниц с огромным количествомцифр, таблиц и диаграмм. Именно к такимлюбопытным книгам и принадлежит "Россия". Из неемы почерпнули немало интересных сведений обистории Мещеры, о первых попытках освоениямещерских болот, о народных промыслах и занятияхее населения, его быте и культуре. Но самойинтересной была глава "Замечательные населенныеместа и местности", в которой дана подробнаяхарактеристика сотен крупных и мелкихнаселенных пунктов, говорится о численности ихжителей, роде их занятий и т. д. и т. п. И, несмотряна явную склонность авторов книги к старине, намбыло очень интересно узнать о том, чтопредставляла собой шестьдесят лет назадМещерская сторона.

Каждый раз, готовясь к походу в Мещеру,мы составляли карту района путешествия, накоторой кружочками отмечали наиболее интересныетуристские объекты, с которыми хотелипознакомиться во время похода. Это могло бытьсело, известное своими промыслами, или место, гдесохранились интересные исторические памятники.И чем дальше мы знакомились с историейМещерского края, тем больше кружочков появлялосьна нашей туристской карте. Раскрашенные в разныецвета, они растягивались вдоль маршрута длиннойцепочкой. А за каждым из этих кружочков стояликниги — наши добрые друзья и умные проводники.

Особенно интересной оказалась книжкарусского географа М. Барановича с довольноскучным и длинным названием: "Материалы длягеографии и статистики России, собранныеофицерами генерального штаба. Рязанскаягуберния". Именно ей мы обязаны многими своими"открытиями". Издана она в Петербурге более сталет назад и, как об этом свидетельствуетпоблекший чернильный штамп на переплете, некогдапринадлежала личной библиотеке известногорусского историка Ивана Егоровича Забелина.

Сами понимаете, когда раскрываешькнижку, которую держал в рукахЗабелин—современник Чернышевского,Добролюбова, Тургенева, Некрасова — и котораябыла написана еще до отмены крепостного права, тоиспытываешь какое-то трепетное волнение, такоечувство, будто держишь в руках кусок далекой ивместе с тем такой дорогой каждому из нас русскойистории. Старые книги тем и интересны, чтоявляются не только любопытными памятникамипрошлого, но и заставляют как-то по-новому,другими глазами посмотреть на нашу современнуюжизнь, открывая в ней стороны, на которые мыраньше просто не обращали внимания.

Если вы задумали совершить поход поМещере, обязательно перечитайте произведенияКуприна, Есенина, Паустовского, творчествокоторых так или иначе связано с этим краем. Онилучше многих путеводителей раскрывают красоту ибогатство Мещеры. Есенин, как никто другой,передал поэзию рязанских раздолий. ОчеркиКуприна читаются, как этнографическиеисследования. Побывав в 1901 году в Курше, где онпроводил землемерные работы, он оставил намвеликолепные рассказы "Болото" и "Мелюзга",запечатлев в них картины жизни дореволюционнойМещеры. А рассказы Паустовского — это маленькаяпоэтическая энциклопедия современной Мещерскойстороны. Они настолько документальны, что по нимможно составлять описания маршрутов итуристских объектов. И даже получить ценныесоветы, которые могут пригодиться во времяпутешествия.

Туристы на озере Черном

Вы помните, наверное, что в одном изсвоих очерков — он называется "Мещерскаясторона" — Паустовский рассказывает о картеэтого края, которой он пользовался во время своихстранствий. Карта была старинная, составленнаяпо съемкам, произведенным до 1870 года. "Этукарту,—пишет он,—мне самому пришлосьисправлять. Изменились русла рек. Там, где накарте были болота, кое-где уже шумел молодойсосновый лес; на месте иных озер оказалисьтрясины".

Каждый турист знает, наскольконеобходимы в походе карты. Конечно, лучше поновееи покрупнее масштабом. Но путешествовать постаринной карте тоже интересно.

К сожалению, несмотря на предпринятыенами энергичные поиски, мы так и не смогли найтикарту, о которой упоминает Паустовский. Затонатолкнулись на след другой, быть может, дажеболее интересной карты и даже не карты, а целоготопографического атласа Рязанской губернии.Коротенькую ссылку на него мы обнаружили всписке литературы, приложенном ко второму тому"России".

Мы отправились в историческуюбиблиотеку и, наконец, нашли то, что искали. И вотперед нами огромная, чуть ли не метровая толстаяпапка в твердом картонном переплете. На старой,потрепанной обложке надпись: "Топографическиймежевой атлас Рязанской губернии, составленный в1859 году чинами Межевого корпуса под руководствомгенерального штаба генерал-лейтенанта Менде", аниже более мелким шрифтом: "Издан по Высочайшемуповелению Императорским географическимобществом и Межевым корпусом в 1860 году в 1 : 8400долю в Москве".

Это были одни из самых подробных и, какпотом выяснилось, едва ли не самых лучшихтопографических карт Рязанской губернии. Мыперевернули несколько твердых хрустящих листов,отыскали нужную карту и... не узнали Мещерскогокрая. Как будто чья-то невидимая рука стерла ичерные ниточки железных дорог, со всех сторонопоясавших нынешнюю Мещеру, и красные змейкишоссе, бегущих через болота, и темно-зеленыепятна лесных массивов, и даже многие кружочкинаселенных пунктов, разбросав вместо них понеоглядным мещерским просторам десятки погостовс одинокими церквами, постоялые дворы, питейныезаведения и смолокуренные избы. Путешествоватьпо такой карте довольно сложно, но иметь ее вовремя похода при себе, так сказать, для сравнениябыло очень интересно.

Из современных карт, пожалуй, толькоодна туристская схема "По рекам Мещеры (Буже иПре)" более или менее пригодна для путешествий.Но пользоваться ею надо с большой осторожностью:она тоже порядком устарела.

В значительной мере картографическиепробелы восполняет изданный в 1965 году "АтласРязанской области". Он подготовлен большимколлективом картографов, рязанских ученых,статистиков и краеведов и является хорошимподарком для туристов, путешествующих поРязанской Мещере. Из атласа можно узнать многоинтересного об экономике, культуре, народномобразовании Рязанского края, его природныхусловиях, климате, полезных ископаемых. В неговключены карты, отображающие участие рабочих икрестьян Рязанской губернии в революции 1905—1907годов, в подготовке и осуществлении ВеликойОктябрьской социалистической революции.

Особый интерес для туристовпредставляет туристская карта области, накоторой нанесены некоторые наиболее популярныетуристские маршруты, места расположениятуристских баз, важнейшиетуристско-экскурсионные объекты.

В пояснительном тексте к карте даетсякраткая характеристика историко-революционных,археологических и архитектурных памятников,указываются места расположения музеев инаселенных пунктов, связанных с жизнью идеятельностью знатных уроженцев Рязанскойобласти. Несмотря на то что карты, входящие всостав атласа, довольно мелкие по масштабу (1 : 10 000000, 1:15000000 и 1:25000000), этот атлас окажет большуюпомощь туристам при подготовке к туристскимпутешествиям.

А теперь последуем призыву дорожныхсолотчинских транспарантов и отправимся в походпо красивейшим местам Мещеры.

Едва ли не самый популярный маршрут поМещере—путешествие по озерному краю и реке Пре.Начинается он на реке Буже от небольшогополустанка Тасино Казанской железной дороги, азаканчивается возле пристани Кочемары, недалекоот впадения в Оку ее левого притока—Пры. Этотипичный уголок Рязанской Мещеры с извилистымиреками, широкими и мелководными озерами, глухимилесами и с песчаными дюнами. Вот по этим местам мыи предлагаем вам отправиться в путь.

Большинство самодеятельных туристов,начинающих свое путешествие от Тасино, приезжаютв Мещеру, так сказать, со своими"самоварами"—плавучими средствами самыхразнообразных конструкций: байдарками,надувными резиновыми лодками, самодельнымибаркасами, обтянутыми брезентом, и дажепортативными плотами, которые собирают прямо тутже на берегу Бужи из десятков надутыхволейбольных камер.

Без "водного транспорта" в Мещере необойтись. В этом болотистом да озерном крае, каксказал нам один знакомый рыбак из маленькоймещерской деревушки Бужа, "лодка что лошадь: наней и косить ездят, и сено перевозят, и рыбуловят". И даже в гости тоже ездят на лодках.Сначала нам казалось, что местные жителичересчур уж преувеличивают значение лодочноготранспорта. Решили даже однажды попробоватьпойти вниз по Пре пешком—берегами. Но вскореоставили эту затею. Всякий раз, когда намказалось, что мы уже вышли на прямую и сухуютропу, путь нам перегораживали болото, старицаили топкая и сырая лощина, которую приходилосьиногда обходить многие километры. Конечно, поМещере можно путешествовать и пешком, но все-такилучше всего на лодках или на байдарках.

Тихо и неторопливо течет среди лесов небольшая река Бужа. Отсюда многие туристы начинают свое путешествие по Мещерскому краю

Наша флотилия состоит из двухразнокалиберных лодок, приобретенных у рыбаков всоседнем селе Тюрвищи, что раскинулось на берегуБужи недалеко от впадения в озеро Святое. Селоэто издавна известно своими красильнымипромыслами. С помощью трафареток красили, как ихназывают в Мещере, изготавливали цветныеплаточки, коврики, подушки и другие вещи, которыепользовались большим спросом у местногонаселения. С развитием промышленностикрасильный промысел захудал. Но любовь к яркимцветам, к украшению осталась, и теперь многиедома, раскрашенный в яркие тона, напоминаютзатейливые сказочные терема.

...Большая часть нашей группы едет нановенькой плоскодонке. За лето она здороворассохлась и сейчас довольно интенсивноподтекает. Каждый вечер по совету руководителянашего похода московского инженера Станислава,прозванного "адмиралом", мы заливаем ее водой итопим недалеко от берега, "чтоб забухла". Поэтомунаш баркас и называется "Забухающим". В"Забухающем" еду я, Владик, которому присвоенозвание "капитана", Сережка, в обычной жизникандидат филологических наук, но в походечеловек без определенной профессии, Нина, нашкорабельный лейб-медик, и Лешка, слесарь попрофессии, а в душе исследователь и краевед.

Наш адмирал вместе с Петей Осиповым,"боцманом", обосновался на долбленке—длиннойсигарообразной лодке, сделанной из распиленныхпополам и выдолбленных изнутри сосновых комлей.Такие лодки до сих пор в большом почете у местныхжителей. Длинные и узкие, с мелкой осадкой, оникак нельзя лучше подходят для мелководныхречушек и заросших осокой и камышом мещерскихозер. От долбленки пахнет смолой и дегтем и ещекакими-то другими древними и таинственнымизапахами.

Помните картину художника А. Е.Архипова "Рыболов"? Узкая река, деревянныемостки на другом берегу. А прямо на зрителяплывет на долбленой лодке старик рыбак.

В руках у него весло, впереди —немудрящие рыболовные снасти. Нос лодки немногозадран, толстые деревянные борта высоко поднятынад водой, и она легко скользит по реке, рассекаяводную гладь своим крепким, просмоленным носом.Это и есть долбленка.

Искусство делать такие лодки уходит вглубь веков. В Рязани в краеведческом музеевыставлен потрескавшийся от времени древнийчелн, удивительно похожий на современныемещерские долбленки. Не случайно ведь формылодок и способы их изготовления сохраняются напротяжении многих столетий, и по ним даже можноопределить границы расселения древних жителейМещерского края.

Кто эти, неведомые нам мастера,смастерившие первый такой челн, — неизвестно. Ното, что они вложили в изготовление лодок весьсвой талант, наблюдательность и сноровку, сразувидно по вертким и ходким мещерским долбленкам.

Уже на озерах — во Владычине — мыпознакомились с одним из таких лодочныхмастеров. Ловко орудуя топором, он обтесывал нослодки, плотно пригоняя его к бортам. Чтобы лодкабыла шире и устойчивее, между бортами вставляютднище в виде плоской, но довольно-таки толстойсосновой доски, которая крепится к бортамжелезными скобками.

На дворе лежали две почти готовыелодки: одна, как наша, метра четыре, а другаяширокая и длинная. В нее запросто вошло бычеловек десять экипажа, да еще с рюкзаками впридачу.

— Это для груза,—объяснил хозяин. Вотна такой долбленке и плывут Петя с адмиралом. Наборту ее в знак уважения к руководителю нашегопохода мы вывели белой краской: "АдмиралСтанислав". Адмирал был "скромен" и противтакого названия не возражал.

Бужа — маленькая, но очень живописнаялесная речка, с крутыми песчаными берегами. В еетемной, похожей на деготь воде, как в зеркале,отражаются нависшие над самой рекойбелоствольные березы и раскидистые ветлы. Словноажурные мосты, они перекидываются с одногоберега на другой и, почти сплетаясь в вышинесвоими ветвями, образуют живописные зеленыешатры. А внизу прямо из воды торчатполузатонувшие деревья, причудливые коряги,почерневшие бревна, похожие на огромных,вылезающих на берег крокодилов. Кто-то бросил втемную воду палку. Он подняла фонтанчик брызг изамерла, не двигаясь с места. И вообще вся Бужакакая-то сонная, тихая и неподвижная.

Так она и течет километров десять поглухим, ненаселенным местам, пока невыплескивается у Тюрвищ из своих узких берегов и,раздробившись на множество рукавов, разливаетсяогромным озером по обширному заливному лугу.Река сильно заросла осокой и камышом, в ней многопроток и заводей, в которых легко заблудиться.

Но самые интересныедостопримечательности Бужи—это заколы.Перегораживая реку от одного берега до другого,тянутся длинные цепочки торчащих из воды кольев.Переплетенные хворостом, они очень похожи наизгороди, которыми в деревнях обычно огораживаютвыгоны для скота. За одной изгородью нарасстоянии нескольких десятков метров тянетсявторая, третья, четвертая... Все русло Бужиразрезано изгородями на множество узенькихпрямоугольных полосок.

Вот они, мещерские заколы. В устье реки Бужи и на озерах они иногда тянутся на десятки метров, от одного берега до другого

Отсюда начинается царство знаменитыхмещерских заколов, или, как их называют местныерыбаки, езов. Ими покрыта не только Бужа, но имногие озера, протоки и речки Мещеры. Когда онипоявились, никто не помнит. Старики, которых мыспрашивали об этом, задумчиво покачивалиголовами:

— А кто его знает, всегда так было, иотцы, и деды, и прадеды наши ловили рыбу в этих вотезах. Так уж издавна повелось.

Речные заколы возникли в те далекиевремена, когда рыбная ловля и охота служили чутьли не единственным средством существованияместных жителей. В старину в Мещере рыбнымпромыслом занимались целые села, на рыбную ловлючасто выходили все жители деревни вплоть доребятишек.

Заколы простирались от одного берегадо другого, иногда на протяжении более версты. Вних делали специальные проходы — "заелды", вкоторые ставили мереды — сплетенные из ивовыхпрутьев верши — и сети. Ничего, кроме вредарыбному хозяйству, эта водяная чересполосицапринести не могла, и поэтому с первых же летСоветской власти местные органы повели борьбу сзаколами.

Сейчас, утратив свое прежнее значение,многие заколы пришли в упадок. Подгнили иобломались почерневшие колья, половодье, размывхворостяные заслоны, унесло с собой целые звеньяизгородей, но во многих местах они ещесохранились.

Немало неприятностей доставляют езытуристам. Проходить их надо с большойосторожностью: того и гляди скрытый под водой колвонзится в днище лодки или она застраняет в узкоми тесном проходе. Вот тут-то и сказались всепреимущества нашей старенькой долбленки. Она,как уж, проскальзывала мимо кольев, даже незадевая за них бортами, и оказывалась по тусторону закола. А потом ее экипаж позволял себенемного развлечься, ехидно наблюдая за тем, какбудет "прогрызать" ез широкобокая плоскодонка.

Зрелище было, действительно,любопытное.

За несколько метров до закола лихолетевший по волнам "Забухающий" убирал весла ина полном ходу врезался в середину прохода.Раздавался треск, и плоскодонка прочнозастревала между кольями. Начинался второй этап"перелезания через забор". Лешка вылезал прямона "тын" и изо всех сил дергал лодку вперед, априсмиревшая команда "помогала" ему тащитьзастрявшую посудину своими довольнопротиворечивыми советами. Когда его усилийоказывалось недостаточно, на другую сторону"тына" вылезал Владик, и они, как акробаты,балансируя по скользкому плетню, вместе пыталисьосвободить лодку от крепких объятийхворостинной изгороди. Они дружно гикали,раскачивали лодку, забор ходил под ними ходуном,лодка жалобно трещала, но никак не хотеладвигаться с места. После получаса возни,перекуров, криков и споров ез, наконец, сдавался,и пружинистые колья, скользя по бортам лодки,"выстреливали" ее по другую сторону закола.

Езы — это довольно серьезноеиспытание для лодок и байдарок. Поэтому, если выуспешно минуете бужанские заколы, считайте, чтоваши лодки выдержали первый экзамен напрочность.

Святое озеро—первое в системеКлепиковских озер, длинной цепочкойвытянувшихся с севера на юг. Вокруг, насколькохватает глаз, сверкая тысячами солнечных бликов,расстилается огромная равнина, словно вполоводье залитая выплеснувшейся из береговводой. Казалось, она затопила и деревья, икустарник, и прибрежные холмы, оставив посрединетолько зеленые островки осоки.

Подходило время обеда, и все с надеждойпосматривали на крутой лесистый левый берегозера, словно самой природой созданный длятуристских привалов.

— Ну как, повернем?—спросил сидевшийна руле Владик.

Но Лешка отрицательно покачал головойи махнул рукой в сторону низкого правого берега,у горизонта сливавшегося с безбрежным моремнеподвижно застывших зарослей камыша. Судя потому, как лихорадочно блестели его глаза и палецбегал по расстеленной на коленях карте, мы стоялина пороге великих географических открытий.

Дело в том, что еще в Москве, готовясь кпутешествию, мы натолкнулись на любопытноеупоминание о каких-то рыболовных сооружениях,воздвигнутых сотни лет назад на берегу Святогоозера мещерскими рыбаками. Барановнч, из книгикоторого мы почерпнули эти сведения, былдовольно краток. "Из всех озер, — писал он,—самоезамечательное по рыбной ловле Святое (в с.-з. углуЕгорьевского уезда). Прилегающие к этому озеруселения Левашове, Митино и Петровское с давнихпор промышляют рыбным промыслом и слывут вторговле под названием стобновских рыбаков... Козеру прорыто с западной и южной сторонмножество больших (от 2 до 4 верст) и малых (от 80 до150 саженей) канав, по которым течет с окрестныхвысот ключевая вода".

Стобновские рыбаки соорудили наберегах озера плоны с заслонами, так рассчитавпадение воды, что даже в сильные морозы вода вканавах не замерзала. Зимой когда озеро былопокрыто льдом, рыба охотно шла к потокам свежей,богатой кислородом воды и теснилась около них. Вдень лова все рыбаки одновременно перекрывалиплотины, и рыба, приваженная к свежей воде, изглубины озера шла к берегам, где ее без большоготруда ловили неретами, мелкими снастями и дажеручными черпаками.

Как и многие другие промыслы(углежжение, плетение лаптей, охота), рыбная ловлястобновским способом была связана с хищническимуничтожением природных богатств Мещерскогокрая. Рыбу сотнями пудов вылавливали изрыболовных канав, не задумываясь над тем, какойущерб это может нанести рыбному хозяйству.

Со временем рыбы в озере стало меньше,большинство канав было запущено и пришло внегодность. И все-таки нам было интересно найти ипосмотреть остатки этих гидротехническихсооружений, воздвигнутых много лет назадмещерскими рыбаками.

Но тут-то и случилось самое непонятное.Сколько мы ни искали эти странные канавы, найтиих так и не могли. Западный и южный берега Святогоозера были низкими и болотистыми, и никакая водасамотеком, как утверждал Баранович, не смогла быидти в озеро по прорытым канавам.

— Да, здесь что-то не то, — врастерянности почесывал Лешка затылок. —Неужели Баранович ошибся? Или канавы успелизарасти?

— Ну, хорошо, — возразил Сережка, водясоломинкой по карте, — канавы действительномогли зарасти. Но вот почему местное население оних ничего не знает? И вообще откуда ты взял, чтоименно это озеро имел в виду Баранович?

— А какое же еще, конечно, это. Тутбольше и озер-то с таким названием нет.

— А это, — Сережка показал соломинкойна маленький кружок где-то в районе реки Поли, —или это, — соломинка уткнулась прямо в Окскийгосударственный заповедник, в центре которогосинело еще одно Святое озеро,—или вот это...

Многие Клепиковские озера сильно заросли тростником и осокой. Едешь по ним, а за кормой остается длинная, узкая просека

За несколько минут в разных местахкарты мы обнаружили четыре Святых озера, дваДубовых, несколько Черных и Белых и бесчисленноемножество Великих — от огромного,расположенного в самом центре Мещерского краявозле города Клепики, до малюсеньких точек,разбросанных по обширным просторам Мещерскойнизменности. Но какое же из четырех Святых озеримел в виду Баранович?

— Так ведь в книге же прямо сказано:озеро расположено в углу Егорьевского уезда, —не сдавался Лешка, — а сто лет назад Егорьевскийуезд входил в состав Рязанской губернии, и вотэто самое Святое озеро находилось в самой что нина есть правой его части. Это же ясно, как божийдень. А ты вон куда забрался, в другой конец карты.

— Но ведь у Егорьевского уезда,наверное, были и другие углы...—робко возразилСережка.

— И в каждом из них по Святому озеру, —насмешливо перебил его Лешка.

Спор пришлось прекратить ввиду полнойневозможности выяснить истину с помощью техскудных и весьма неопределенных сведений,которыми мы располагали.

Так и не отыскав обещанных Лешкойследов старых гидротехнических сооружениймещерских рыбаков, мы поплыли дальше, в душекляня и наши несовершенные карты, и Святые озера,как близнецы, похожие одно на другое, иБарановича, на удочку которого так опрометчивоклюнул чересчур доверчивый Лешка.

Но однажды, когда все уже позабыли продосадную историю со Святым озером и дажеперестали подтрунивать над Лешкиной страстью кисследованию прибрежного рельефа, мы вдругслучайно натолкнулись на то, что так долгоискали.

Это было на озере Шагара. Мы пристали кнебольшому песчаному мыску возле деревниПодсвятье, чтобы переждать надвигающуюся грозу.Пока адмирал разжигал костер, а дежурныеготовили обед, Сергей с Лешкой отправились наразведку. Каково же было их удивление, когдашагах в тридцати они обнаружили какой-тостранный, заросший ельником, травой и заваленныйсосновыми шишками ров. Сережка спрыгнул на дно ивытянул руки: ров был довольно глубокий — два —два с половиной метра и шириной метра три. Онтянулся от берега озера между двумя рядамидовольно редких сосен и заканчивался унебольшого болотца, отгороженного от канавыземляной дамбой.

— М-да, любопытно,—произнес Лешка,посмотрев на крутой склон канавы, опутанный,словно паутиной, корнями огромных сосен.Наученный горьким опытом Святого озера, на этотраз он не спешил с выводами.

За деревьями что-то зашумело, ветвираздвинулись, и из-за них высунулась любопытнаявеснушчатая мордашка, за ней вторая, третья, апотом на поляну высыпала целая стайка местныхребятишек. Они с независимым видом уселись набруствер канавы и стали разглядывать нас,готовые, впрочем, при первой же опасности датьстрекача.

Ох, уж эти симпатичные, всезнающие иведающие босоногие деревенские ребятишки!Сколько же мы их встречали на своем пути —белокурых и черноволосых, каштановых иогненно-рыжих, в выгоревших на жарком июльскомсолнце рубашонках, с исцарапанными руками иногами. Мы встречали их и на берегах рек и озер,где они ловили рыбу своими нехитрымисамодельными снастями, и в густых заросляхкамышей, по которым они отважно пробирались надолбленых лодках, ловко орудуя не по ростубольшими веслами, или в густых заросляхмалинника, куда они забирались с огромнымиплетеными корзинами. Они составляли наш почетныйэскорт, как только мы появлялись в деревне, ихозорные и любопытные глазенки, как маленькиеогоньки, сверкали в кустах, когда мы разбивалисвои палатки невдалеке от жилья, и они же былинашими верными и бескорыстными проводниками,лучше которых мы не встречали на своем пути.

Сначала ребята немного дичились нас, сопаской поглядывая на наши заросшие длиннойщетиной очкастые физиономии, но потом, видимо,убедившись в наших мирных намерениях, подошлипоближе и полукругом уселись вокруг костра.

Разговаривать с деревенскимиребятишками одно удовольствие: они тут жерассказали нам и о своей школе, и о единственнойучительнице, которая "ух, какая строгая", и о том,как и на что берет местная рыба, и где копатьчервей, посетовали на то, что в местное сельподавно уже не завозили крючков и лески, и толькопосле этого Лешка решил им задать тот самыйпроклятый вопрос, который не давал ему покоя вотуже несколько дней.

— А что это за канава у вас тамвыкопана? —и он небрежно махнул рукой в сторонузаросшего травой рва.

— Какая канава? А-а, эта,—равнодушнопротянул веснушчатый паренек с огненно-рыжейшевелюрой, — да в ней раньше рыбу ловили.

— Рыбу?—насторожились мы.—Это когдаже?

— Ну, это мы не помним, это еще до насбыло, а старики рассказывали: много рыбы в такихканавах ловили, — и ребята гурьбой повели нас костаткам старого рыболовного сооружения.

Канава оказалась не очень длинной:метров сорок—пятьдесят. Судя по глубокимморщинкам, оставленным на ее склонах дождевымиручейками, она имела небольшой наклон в сторонуозера. Как нам рассказали ребята, на перемычке,отделявшей канаву от небольшого болотца, раньшестояли высокие козлы, сколоченные из бревен. Кним подвешивали на веревках плицу — деревянноекорыто, которым и черпали воду из родника.

Как и в "святых" канавах Барановича,свежая вода, попадая в канаву, стекала по ней козеру, привлекая рыбу. Во время лова (обычно этобывало в конце зимы - начале весны) водуперекрывали, и рыба косяками шла в канаву. Тут ееи ловили сетями и черпаками.

...Все небо заволокло темными тучами,подул сильный порывистый ветер, заморосил мелкийдождь. А до ночлега было еще далеко. Мы поспешилипроститься с нашими маленькими друзьями иотправиться дальше. Лешка сидел на корме и сдовольным видом поглядывал на всех нас,посмевших усомниться в научной добросовестности"самого" Барановича. Мы чувствовали себяпровинившимися школьниками и вообщенеполноценными людьми. Надо ли говорить, чтоБаранович был тут же реабилитирован, а история сисчезнувшим Святым озером мгновенно забыта.

Но Лешка, видимо, о ней не забыл. Когдамы возвратились из похода в Москву, он направилсяв историческую библиотеку разыскивать атласМенде. Каково же было его удивление, когда в левомверхнем углу Егорьевского уезда, недалеко отнынешней Шатуры, он действительно нашел еще одноСвятое озеро. И возле него три деревни—Митино,Левашове и Петровское,— где жили таинственныестобновские рыбаки. С южной стороны прямо в озеросбегали тоненькие змейки многочисленныхканалов, тех самых каналов, которых мы так и несмогли отыскать на болотистых берегах"ненастоящего" Святого озера. Ну что ж, даже свеликими путешественниками случались подобныекурьезы...

На Мещерских озерах очень трудноразобрать, где кончается одно и начинаетсядругое озеро. Они тянутся длинной цепочкой, тосужаясь до небольших узких проток, как озероИмлес, то разливаясь на многие километры, какозеро Великое. И вместе с тем каждое из нихсохраняет свое своеобразие;

свои особенные черты, которые делаютих не похожими друг на друга. И эти ихотличительные особенности подчас очень верно иточно подмечали те первые безвестные нам жителиМещеры, которые давали этим озерам названия.

Вот, наверное, в такой же погожийбезветренный солнечный день вышли они на берегтихого, задумчивого лесного озера. Вышли иостановились как вкопанные, пораженные еговеличавой, неземной красотой. "Ну и озеро, —прямо, как святое", — вырвалось у богомольныхмужиков. И стало озеро Святым. А на следующемозере их поразило другое. Постояли они навысоком, поросшем могучими соснами берегу,посмотрели на широкую водную гладь, гадая, как быим перебраться на другой берег: "Ишь, какоевеликое". И стало озеро Великим.

Впрочем, это только нашепредположение. А вот о названии Дубового озераможно сказать более определенно. Когда-то оченьдавно его берега сплошь были покрыты могучимидубравами. Они росли у самой воды, отражаясь вней, как в огромном естественном зеркале, иказалось, будто раскидистые дубовые кронывырастали прямо из воды, придавая ейтемно-зеленый, "дубовый" оттенок. Потом леспоредел, дубовые рощи повырубили местные жители,постепенно заболачивались и зарастали осокойберега. А озеро называлось все так же, как и сто,двести, триста лет назад, — Дубовое.

Вообще мещерская топонимикаотличается большим разнообразием, и ее любителимогут найти здесь для себя много интересного.Названия населенным пунктам, озерам и рекамдавались не только по их природнымособенностям—озеро Черное (потому что в немтемная вода), село Дубровичи (было расположеносреди дубрав),—но и по занятию населения (деревняЛаптеве), в связи с различными историческимисобытиями.

Особенно интересны происхожденияназваний, связанных с племенами и народами,некогда населявшими Мещерский край. На этоуказывали многие исследователи еще в началепрошлого века. "Но вот камень преткновения, —писал один из них, — как дознаться в точности,каким народам эти слова принадлежали?"Действительно, в Мещере очень много населенныхпунктов с татарскими названиями (вспомним городКасимов), а также названиями, которые оставилипосле себя древние жители этого края — финскиеплемена.

На берегу Ивановского озерарасположено село Ушмор (более древнее названиеУшмар). Не правда ли, странное название? А междутем в нем явно угадывается марийскоепроисхождение: уш—умный, мар—мари. Такого жепроисхождения и название села Кочемары;кочо—горький, мар—мари. Их оставили родственныемещере марийские племена, или черемисы, которыераньше жили в этих местах. По-видимому, к разрядуфинских (мордовских) топонимов относятся и такиеназвания, как Чарус, Ламша, Шостья, Пекселы. Да инаименование реки Пры, очевидно, тожемордовского происхождения ("голова","верховье").

Но если вы посмотрите на карту, тонайдете и такие чисто русские названия: Борисово,Фомино, Макеево, Сергеево, Егорово, Наумово,Тимохино, Натальино, Гришино. Это все деревни,расположенные невдалеке от Клепиков. Так ипредставляешь себе какого-нибудь бородатогоТимоху в дырявом зипунишке с топором, засунутымза кушак. Забрел незнамо по какой причине в этиглухие места, осмотрелся и поставил на косогореРубленую избу, пахнувшую свежей смолой. И сталжить, и рыбу ловить, и землю пахать, и детейрожать. А там глядь—и деревенька выросла. И ужТимохи давно в живых нет, а деревня так иназывается — Тимохино.

Чем дальше в глубь озерного краяподвигалась наша флотилия, тем все интереснее икрасивее становились места. Глухие маленькиепротоки и огромные плесы с белыми барашками волнв ветреную погоду, низкие болотистые берега икрутые обрывы с частоколом отливающих бронзойсосен, золотистые песчаные отмели и неоглядныезаросли тростника, куги и осоки, которым не виднони конца, ни края,—такими разнообразными и непохожими одно на другое предстали перед намимещерские озера.

И все-таки всех их роднила одна черта,одна особенность: они были так мелки, что многиеиз них легко было перейти вброд. Когда распашныевесла нашей плоскодонки впервые коснулись дна насамой середине Святого озера, мы подумали, чтонатолкнулись на случайную мель. Но когда этиподозрительные мели начали попадаться нам чутьли не на каждом шагу и добровольцы лезли в воду,чтобы столкнуть лодку с места, мы поняли, чтопопали в край хотя и обширных, но до смешногомелководных, или, как мы их называли, пешеходныхозер.

По временам, когда надоедало скрестивеслами песчаное дно, мы вылезали в воду и бралилодку на буксир. Это было очень странное илюбопытное зрелище: посередине огромного озера,берега которого еле-еле видны на горизонте,бредут наши отважные капитаны по щиколотку вводе и, как Гулливеры, тащат свои отнюдь нелилипутские корабли.

— Эй, адмирал!—кричит Владик,—что выта тащитесь, как старая кляча. Подтолкнуть, чтоли?

— Это нас-то?—адмирал воинственнорасправляв плечи и деловито вскидывает на плечоцепь.—А ну, кто кого?

И начинаются гонки по самому центруДубового озера. Вода бурлит за кормой, каскадбрызг разлетается в разные стороны, а двакапитана под крики и улюлюканье своихболельщиков бойко бегут к синеющем) где-то далековпереди противоположному берегу, выбрасываявысоко из воды свои длинные загорелые ноги

И что самое интересное, чем большеозеро, тем оно мельче, и наоборот. Достаточносказать, что глубина самого большого изКлепиковских озер—Великого, занимающегоплощадь в 2 200 гектаров, составляет в среднемвсего около двух метров, а расположенногонеподалеку от него небольшого озерка Белого —более 80 метров. Неправда ли, страннаяособенность! Но объясняется она довольно просто.

Ивановское озеро. На этом берегу возле деревни Ушмор любят останавливаться на привал многие туристские группы

Дело в том, что большинство мещерскихозер ледникового происхождения. Отступая насевер, ледник таял, и талые воды заполняливпадины и низины, образуя бесчисленное множествобольших и малых озер. Но в наиболее низких местахогромные ледяные языки и глыбы задерживались и,не успев растаять, засыпались песком и другиминаносными породами. Образовывались гигантскиеподземные погреба, которые по мере таяния в нихльда "проваливались" все глубже и глубже вниз,пока не упирались в коренные породы. Возникшие наих месте озера получили название "провальных",или, выражаясь научным языком, термокарстовых.Как правило, они глубокие, с крутыми высокимиберегами, удивительно чистой и прозрачной водойи цепким песчаным дном. А широкие пологие долины,выровненные ледником, словно могучимбульдозером, наполнялись талой водой ипревращались в обширны мелководные озера.

Однажды — это было на Ивановском озере— мы разбили свой лагерь невдалеке от деревниУшмор в чудесном сосновом бору. Дул сильныйветер. Угрюмо гудели сосны. О песчаную отмель,узкой полоской протянувшуюся вдоль берега, сшумом разбивались вспененные волны. Ну прямо какна Рижском взморье! Внизу зашуршал песок, и натропинке показалось несколько местных парней идевчат. Они не спеша разулись и засучив штаны иподоткнув подолы платьев, неторопливо, как ни вчем не бывало, зашлепали по воде голыми ногами.

— Эй, куда же вы?—не выдержал Петя,видя, как парни и девчата все дальше и дальшеудаляются от берега.

— В деревню, куда же еще, — отозвалсяодин парень, поправляя перекинутые через плечоботинки. — Праздник там у них, ну вот мы к ним иидем, вроде как в гости. — И он махнул в сторонудеревеньки, видневшейся на противоположномберегу.

— Вброд?—испуганно ахнула Нина, сопаской поглядывая на огромное озеро.

— А то как же, у нас все так ходят.

— А не глубоко здесь?

— Не, — рассмеялся парень, — здеськурице по колено. Ну, кое-где до пояса вода дойдет,а так по колено—не больше. Мелкое наше озеро.

Мы долго стояли на высоком песчаномхолме и с изумлением смотрели вслед медленнобредущим по воде людям, пока они не превратилисьв маленькие, еле заметные точки.

— Ну и ну,—разочарованно протянулЛешка,— не озеро, а блюдечко с водичкой. И кактолько в нем рыба живет?

Однако Ивановское озеро считаетсярыбным озером. В нем, как, впрочем, и в другихмещерских озерах, водятся щука, окунь, ерш,плотва, а также карась, линь и язь, которыенаиболее устойчивы к кислородному голоданию.Заморы — это бич для рыбы в мелководныхмещерских озерах. В зимы обычнойпродолжительности рыба еще кое-как переживаеттрудное время до поступления вешних вод. Нобывают зимы, когда водоемы промерзают чуть ли недо дна, и рыба массами гибнет от недостаткакислорода. Не спасают даже проруби, которыеместные жители делают во льду, чтобы открытьдоступ в воду свежему воздуху.

От Ушмора до Клепиков по суше рукойподать: километров восемь — десять, не больше. Аесли плыть по воде, то на это уйдет целый день да ито если вы не собьетесь с пути и не застрянете вкакой-нибудь непроходимой протоке. Это самыйсложный и вместе с тем самый интересный участокпути. В этом месте Пра течет по почти совершеннозаросшему руслу, с трудом пробивая себе путьчерез тростниковые заросли, а потом, описаввокруг Владычинского полуострова огромнуюпетлю, снова возвращается к Клепикам теперь ужеполноправной рекой, которую никак не спутаешь сузкой и полузаросшей протокой. Но именно с такойдлинной и постепенно сужающейся до несколькихметров протоки, идущей от Ивановского озера, иначинается Пра.

По поводу этого Лешка прямо в лодкепроизнес короткий спич, не преминув зачитать намвыдержку из тридцать четвертого тома БольшойСоветской Энциклопедии. Вот краткие "анкетныеданные" Пры: длина 162 километра, площадь бассейна5 900 квадратных километров, протекает по сильнозаболоченной Мещерской низменности. Питаниепреимущественно снеговое, замерзает в конценоября, вскрывается в начале апреля... Впадает вОку недалеко от пристани Кочемары.

Берега Пры в этом месте довольно низки.Они обильно поросли кустарником, травой изелеными лопухами. Разделенная на несколькорукавов, река выписывает здесь такиезамысловатые вензеля, что нашу плоскодонкуприходилось буквально на руках протаскиватьчерез узкие проходы и изгибы коварногофарватера. Она, как слепой котенок, тычется носомто в один, то в другой берег, становится поперектечения, застревает в дощатых заколах,перегородивших во многих местах русло реки, ивообще ведет себя довольно строптиво.

Но вот поворот, еще поворот, берегаубегают куда-то в стороны, и Пра двумя рукавамиразливается по огромному, заросшему осокой итростником полю.

У развилки мы останавливаемся и, какбогатыри на распутье, начинаем гадать, по какойпротоке следует продолжать путь. Лешка сглубокомысленным видом водит пальцем по карте,Владик, как Илья Муромец на заставе, прикладываетруку ко лбу и вглядывается а туманную даль, аадмирал, как всегда, предлагает самоерадикальное решение вопроса—съездить квидневшейся в конце правой протоки деревеньке сцерквушкой на, пригорке и расспросить местныхжителей о дороге. Побеждает все-таки Лешкина"научная" точка зрения, и наши лодкиповорачивают налево.

Еле заметная протока, то исчезая, топоявляясь вновь, вывела нас в заросшее, похожеена огромное болото русло Пры. Вывела и пропала,растворившись в огромных, высотой в человеческийрост камышовых зарослях.

Еще в Москве знатоки Мещерыпредупреждали нас: "Будьте осторожнее на озерах,по ним можно долго плутать, пока выберешься наверную дорогу". И в подтверждение приводилиисторию, которая произошла с одной группойтуристов-байдарочников: сбившись с пути наМартыновом озере, они забрели в такиенепроходимые дебри, что вынуждены были провестиодну не очень приятную ночь среди воды ибезбрежных тростниковых зарослей. Мы веселорассмеялись тогда, не особенно веря вправдивость этой истории. А вот сейчас все большеи больше убеждались, что с нами начинаетпроисходить примерно то же, что и с темизаблудившимися туристами: мы не знали, куда мыплывем, в какую сторону, где начинается берег икончается озеро и вообще где мы находимся.Выбившийся из сил Сережка в конце концов бросилобвитые тиной пудовые весла и сказал, что гребля,может быть, и способствует оздоровлениюорганизма, но что он всегда терпеть не могбессмысленной работы, и потребовал от Лешкизаверения, что наши лодки движутся туда, куданадо, а не в обратном направлении.

На всякий случай решили еще разобозреть окрестности. Лешка с Сергеем всталидруг против друга на борта лодки, а Владиквзгромоздился на их плечи. Но и с этойимпровизированной пирамиды ничего не было видно,кроме разбросанных по огромным заливным лугамкопен с сеном и далекой кромки синеющего слевалеса. И тростник, тростник кругом, насколькохватает глаз.

— А церковь?—спросил Лешка.

Церковь была единственным ориентироми маяком этом огромном тростниковом царстве. И мывсегда надеждой поглядывали назад, гдедалеко-далеко из-за зеленой кромки осокивозвышались маковки ее куполов.

— Церковь?—вытянул шею Владик.—Да вонона!

И он махнул рукой куда-то вправо.

Мы двинулись дальше, стараясьдержаться немного левее. Но не успели проехать ис полчаса, как церковь снова показалась вдали, нотеперь уже с другой стороны. А потом началасьсамая настоящая чертовщина. Церковь то убегалакуда-то вдаль, пропадая в зеленоватой камышовойдымке, то вдруг вырастала впереди нас, затемслева, потом опять справа и снова сзади, а мы вкаком-то диком бесовском танце кружились вокругнее, не в силах освободиться от этого чертовскогонаваждения.

— Мистика,—изрек, наконец, Сережка.

— Бесовские проделки, — поддержал егоВладик, подозрительно косясь на "бегающую"церковь.

Но дело было, конечно, не в мистике и нев бесовских проделках. Церковь, естественно,стояла на месте, на берегу Сокорева озера, афарватер реки Пры так петлял, то удаляясь, то навремя приближаясь к ней, что создавалосьвпечатление, будто бежит сама церковь.

Судя по старинной карте Менде, засоветом к которой мы постоянно обращались втаких случаях, церковь стояла на этом месте возлесела Стружаны еще сто лет назад. Только озеротогда было больше и не таким заросшим изаболоченным, как теперь. Интересно прошлоеэтого старинного мещерского села, историякоторого восходит к допетровским временам. Водной из окладных книг (1676 года) уже говорится о"церкви Воскресения Господня на Стружанех",построенной, по-видимому, значительно раньше. Этацерковь, славившаяся своим богатством,упоминается во всех церковных справочникахРязанской губернии. В свое время в ней хранилисьуникальные свадебные венцы из древесного лубка сизображением святых. Но есть и более ранниесведения о Стружанах. Это старинное мещерскоесело, упоминается еще с 1625 года в жалобе "селаКузминска вотчины боярина Василия ПетровичаМорозова крестьян, ехавших в Стружаны торговать,об ограблении их Стружанской волости сыномбоярским Алексеем Григорьевым Турчаниновым".

В те далекие времена Сокорево озеро, наберегу которого раскинулись Стружаны, былоокружено дремучими лесами и сосновыми борами.Говорят, и само озеро получило свое название отдеревьев осокорь, которые росли возле воды. Вотна эту-то глухую мещерскую деревушку и пал в своевремя выбор Петра I. Свыше двух веков назад здесь,на берегу тогда глубокого и полноводного озера,по приказу Петра были воздвигнуты верфи длястроительства стругов. Со многих мещерскихдеревень согнали плотников-умельцев. Стругистроили из высоченных корабельных сосен, которыетемной стеной подступали к самой воде, исплавляли по Пре в Оку, а оттуда в Волгу. Отсюда иназвание села Стружаны. Не случайно одна изречек, протекавшая возле села, называласьРаботники; здесь жили рабочие — строителистругов. Да и в дальнейшем жители Стружанславились как искусные плотники. Многие из нихпромышляли изготовлением струговых и барочныхдосок, другие, завернув в холстину свои пилы,отправлялись на отхожие промыслы — в Пензенскую,Саратовскую, Астраханскую губернии. До сеговремени у жителей Стружан и соседних деревеньсохранилась любовь к плотницкому делу да к томусамому топору, под стуки которого более двухстолетий назад зарождалась слава русского флота.

...Мы уже подплывали к Владычинскомуполуострову, а "бегающая" церковь все ещекружилась где-то вдали, поблескивая маковкамикуполов.

Огромной зеленой подковой вдается вреку Пру и Мартынове озеро Владычинскийполуостров. По утрам от воды идет пар, плотнаяпелена белесого тумана висит над камышовымизарослями. Туман стелется по заливным лугам иперелескам, словно ватой окутывает длиннуюпесчаную отмель, стремясь взобраться на крутой,поросший травой и кустарником берег, изъеденныйкакими-то странными каналами, да так и замирает,обессилев, у самого подножья соснового бора. Вбору почти всегда тихо, но если лечь на голую,лишенную подлеска землю, под уходящими высоко внебо огромными желтовато-бронзовыми соснами,можно услышать глухой и таинственный шум. Этоветер гудит в верхушках деревьев.

Особенно прекрасен бор вечером, призаходе солнца, если смотреть на него со стороныреки. Закаты на реках и озерах вообще красивы—тотихие и спокойные, со светло-оранжевым отблеском,медленно, всеми цветами радуги переходящим вначинающую темнеть синеву, то мрачные ивеличественные, с контрастнымичерно-красно-сиреневыми оттенками слоистыхоблаков, сгрудившихся у самого горизонта. ВоВладычине закаты свои, особенные. Они огромнымбагряно-красным заревом полыхают позади бора,огненными языками лижут стволы столетних сосени, с трудом пробившись сквозь их плотный заслон,длинными отблесками падают в красновато-темнуюводу реки. Кажется, будто кто-то поджег на полянеза лесом огромные стога сена, и языки пламени,взметнувшись вверх, уже перекинулись на верхушкиоцепеневших сосен.

За сосновым бором, на пригорке,раскинулись избы небольшой деревни Владычино.Эта деревня под названием Владычня помечена накарте Менде и упоминается в старинных писцовыхкнигах. Несколько веков назад она принадлежалаРязанскому архиерею — владыке, откуда ипроизошло ее название. Но люди поселились наберегу Пры значительно раньше — около четырехтысяч дет тому назад. Свои поселения ониустраивали возле воды, которая их кормила, поилаи служила единственным средством сообщения. Обэтом свидетельствуют открытые археологамистоянки людей каменного, бронзового и железноговеков на мещерских озерах Глухом, Белом, Великом,Лебедином, обнаруженные при раскопкахмогильники и многочисленные орудия труда.

Одна из стоянок находилась на берегуПры, неподалеку от деревни Владычино. Местныежители, прорывая рыболовные канавы, нет-нет да инаходили какие-то странные предметы: черепки сузорчатым орнаментом, наконечники стрел,рыболовные крючки, сделанные из кости...

В 1928 году небольшая экспедиция подруководством тогда еще молодого археолога ОттоНиколаевича Бадера прибыла во Владычино иприступила к раскопкам. В слое каменного векабыло открыто древнее поселение с остаткамикерамики, наконечниками дротиков, скребками,теслами и другими каменными орудиями. По именидеревни, возле которой производились раскопки,открытая Бадером стоянка людей каменного векаполучила название Владычинской.

Сейчас на том месте, где находиласьстоянка, расположен пляж пионерского лагеря. Нонесколько лет назад, когда мы впервые попали наВладычинский полуостров, это была тихая зеленаялужайка, на которой любили останавливатьсяпроплывающие мимо туристы. Она полого спускаласьк воде, переходя в небольшую песчаную косу.

Даже самые обычные предметы на этойполяне представлялись нам удивительными изагадочными. И куски гранита, лежащие на берегу, ипочерневший от дождей и солнца обломок доски, иперевернутая долбленка с рассохшимися боками —на всем этом, казалось, лежала печать давноминувших веков.

Здесь, на самом берегу Пры, четыретысячелетия назад кипела жизнь первобытнойстоянки, горели костры, упираясь в небо чернымистолбами дыма, суетились охотники и рыбаки,каменными скребками чистили шкуры женщины.

Удивительно красивы закаты на мещерских озерах!

...Адмирал спрыгнул в старую рыболовнуюканаву, которая тянулась к воде, и потрогал рукойобнаженный отвал: песок был темный и вязкий, какбудто замешанный на золе.

На дне канавы ничего не оказалось,кроме куска гранита, испещренного серебристымислюдяными прослойками. Пока Лешка с адмираломспорили, можно ли высечь из него огонь, боцман ссерьезным видом человека, понимающего толк вархеологии, сел на корточки и начал меланхоличнои не спеша разгребать песок деревянной палочкой.Шансов найти что-нибудь в этой куче песка у негоне было почти никаких, но великие открытия потомуи называются великими, что не подчиняются общимзакономерностям. Петя ткнул палочкой в какой-тонебольшой, величиной с трехкопеечную монету,комочек земли, осторожно, двумя пальцами положилего на ладонь, поколдовал над ним и совершенноспокойно сообщил:

— А я, кажется, что-то интересное нашел.

— Да ну?—Лешка с адмиралом бросились кнему, Петя раскрыл ладонь, и ребята увиделинебольшой камешек ромбовидной формы.

— Наконечник стрелы, — растеряннопрошептал адмирал.

Как он оказался на этой песчаной косе,чуть ли не на самой тропке, ведущей в деревню,сказать трудно. То ли его вымыла вода приполоводье, то ли при раскопках кто-нибудьслучайно выбросил вместе с "ненужной" землей.

Петя отмыл наконечник от грязи,бережно вытер его! носовым платком, и на граненыхбоках камня забегали солнечные зайчики. Подуматьтолько, четыре тысячелетия назад чья-то искуснаярука обработала этот грубый кусочек камня, потомохотник, накрепко привязав его к черенку,превратил в быструю стрелу, не раз, наверное,приносившую удачу в охоте, и вот сейчас он лежитна петиной ладони — этот маленький камешек,который, казалось, хранит на своих зазубренныхгранях тепло рук древних жителей Мещерскогокрая.

Посмотреть на Петину находкусбежалась вся наша группа. Даже самыеотъявленные скептики, вроде Сережки и Владика,притихли и сделали вид, что они тоже всегдаинтересовались археологией. Мы разбрелись попесчаной косе, с любопытством набрасываясь накаждый подозрительный камешек, в которых нашевоображение хотело видеть наконечники стрел иликаменные скребки для звериных шкур.

Теперь уже никто из нас не сомневался,что именно здесь, на самом берегу Пры, инаходилась стоянка древних жителейВладычинского полуострова.

В старину земли были населены слабо. Надесятки километров вокруг не было человеческогожилья. Одни леса, звери, да реки. И если уж стоялирядом два поселения, то, наверное, было это местои рыбное, и для охоты добычливое. Видимо, к такому"густонаселенному" первобытному району ипринадлежало Мартынове озеро.

На другой стороне Пры, напротивВладычина, археолог И. К. Цветкова в началепятидесятых годов обнаружила еще одну стоянкудревних жителей Мещерского края. По своемузначению, по количеству уникальных находок иинтереснейшего материала, добытого в ходераскопок, эта стоянка является сейчас наиболеезначительным памятником каменного века натерритории Рязанской Мещеры.

Если ехать вниз по течению Пры отСтружан, то вскоре справа покажется цепь высокихпесчаных дюн, которая тянется вдоль берега напротяжении около четырех километров. На одном изэтих песчаных холмов даже издали можно заметитьстолбы с охранной доской. Это и есть Черная гора,где в течение нескольких лет проводит раскопкиархеологическая экспедиция государственногоисторического музея под руководством И. К.Цветковой. Этот песчаный холм не случайно носиттакое, на первый взгляд, странное название. Стоиттолько его увидеть, как сразу замечаешь, что поцвету он отличается от соседних холмов. Все они,как правило, светлые, сложены из белых кварцевыхпесков. Зачерпнешь такой песок рукой, и онмаленькими светлыми струйками бежит сквозьпальцы, как в песочных часах. А этот холм темный,почти черный — песок в нем смешан с пепломкостров, золой и различными органическимиостатками, которые являются верными спутникамикаждой большой первобытной стоянки. Поэтому иназвали местные жители этот холм Черной горой.

В выкидах земли на месте раскопокможно увидеть много интересных вещей: остаткирыбьей чешуи, кости птиц и животных, осколкираковин, моллюсками которых питались обитателистоянки, глиняные черепки...

Раскопки на Черной горе ведутсянесколько лет, и уже сейчас видно, какой большойинтерес представляет эта стоянка для науки.Поэтому хочется предупредить туристов,путешествующих по Пре, чтобы они заботились осохранении столь интересного археологическогопамятника.

На местах древних стоянок, которыенаходятся под охраной государства,категорически воспрещается разрывать землю ивообще предпринимать какие-либо самостоятельныепоиски. Раскопки могут производиться только поспециальному разрешению и под руководствомархеолога. Другое дело—обследование песчаныхдюн или поиски по берегам рек и озер древнихчеренков и каменных орудий, которые могли бытьвымыты водой. Здесь туристы могут оказатьсущественную помощь археологам, навести их наслед новой, еще не открытой стоянки илимогильника. В случае удачи об этом надонемедленно поставить в известность местныйкраеведческий музей, Московский институтархеологии или Государственный историческиймузей, точно зафиксировать место находки,составить ее подробное описание.

Дюны возле деревни Фомино былизаселены еще в период нового каменного века,четыре с половиной тысячи лет назад. Это былобольшое поселение, в котором, как и наВладычинской стоянке, жило племя охотников ирыболовов. Культура этого племени была надостаточно высоком уровне. Археологи обнаружилина Черной горе большое количество изделий изкерамики, кремниевые и костяные орудия—скребки,ножи, тесла, наконечники стрел и дротиков,кинжалы, рыболовные крючки, мотыги из кости ирога, гребни для расчесывания пряжи, украшения ввиде привесок из зубов животных, миниатюрныетщательно выделанные скульптурки с изображениемптиц, оленей... Смотришь на них и думаешь — какимталантом, трудолюбием и художественным вкусомдолжны были обладать первобытные мастера, чтобыиз костей птиц и диких животных вырезать этискульптурки и украшения грубыми каменныминожами. Археологи нашли на Черной горе так многокостяных поделок, оружия и орудий труда, что этонаводит на мысль о существовании в этом местенеолитических мастерских косторезов, ювелирныхдел мастеров.

Особый интерес представляют триуникальные первобытные флейты, сделанные изтрубчатых костей животных. Сверху в нихаккуратно просверлено по четыре круглыхотверстия, а поверхность одной из флейт покрытатонким нарезным орнаментом, напоминающимполосатый ствол березы. Это самый древниймузыкальный инструмент, найденный в Европейскойчасти Советского Союза. Видно, уже в те далекиевремена люди были не чужды красоте, уже тогдадумали не только о хлебе насущном.

Несмотря на то что флейты пролежали вземле тысячи лет, они настолько хорошосохранились, что на . них до сих пор можно играть.Две из этих флейт вместе с другими находкамиРязанской археологической экспедицииэкспонируются в Московском историческом музее, атретья занимает почетное место в Ленинградскоминституте театра, музыки и кинематографии.

Когда речь идет о нашем далекомпрошлом, всегда хочется знать: какими они были,эти древние жители Мещеры, и как они выгляделивнешне? И на этот вопрос скоро ответят ученые.Дело в том, что Черная гора—это не толькостоянка, но и древнейший могильник, где найденооколо тридцати погребений. Многие скелетынастолько хорошо сохранились, что по ним можновосстановить облик человека черногорскойстоянки. Известный скульптор-антрополог МихаилМихайлович Герасимов уже приступил к работе, искоро мы увидим, как выглядели древние обитателитаинственной Черной горы—охотники и рыболовы,косторезы и музыканты (Подробнее о стоянкеЧерная гора и найденных в ходе раскопокпредметах можно прочитать в публикацияхначальника Рязанской археологическойэкспедиции Московского государственногоисторического музея И. К. Цветковой: "СтоянкаЧерная гора" ("Краткие сообщения о докладах иполевых исследованиях института историиматериальной культуры". Вып. 75, М., 1959); "Флейта,которой тысячи лет" (журнал "Наука и жизнь", 1,1965)).

...Вечером, когда зашло солнце и наземлю спустились сумерки, река Пра показаласьнам еще более прекрасной и таинственной. Из-засосен выкатилась луна, похожая на щит древнеговоина, и залила и реку, и дюны, и луга каким-тохолодным серебристым светом. Мы сидели у костра имолча смотрели, как магические светлые огонькимедленно пожирают толстые сосновые сучья. Воттак же, наверное, сидели у своих костров и тедревние жители Мещерского края, сидели изадумчиво смотрели в таинственное инепостижимое огненное чудо. А где-то вдалислышался звук первобытной флейты. И так желасково бормотал камыш, гулко шумели верхушкиогромных сосен, а на их бронзовых стволах игралиотблески первобытных костров.

Кто знает, может быть, не случайновыбрали древние люди это место для своихпоселений. Может быть, оно просто понравилось имсвоей красотой, своими сое новыми борами, чистым,как родниковая вода, воздухом: ведь они тожепонимали толк в красоте.

На память об этих двух чудесных днях унас осталась искусно вырезанная Петей из кускадерева фигурка древнего человека, которую мыхраним среди прочих мещерских трофеев. Она стоитна полке, и маленький человек с раскосыми глазамии заостренными скулами гордо взирает с высотыпятиэтажного дома на вереницы машин, со свистомпроносящихся по Ленинградскому шоссе.

"В этом городке, как нарочно, былособрано все, чем хороши такие наши городки:домики с рассохшимися мезонинами, цветные стеклана крылечках, старые вязы, гулкий деревянный мостчерез чистую реку, металлический крикпотревоженных гусей, дамба у моста с дуплистымиседыми ивами и пыльной травой по откосам,мальчишки с удочками, суетливые галки, плотники спилами, завернутыми в холстину, девушки,царственно несущие на коромыслах полные ведра сводой, жалобный свисток паровоза на узкоколейке,погромыхивание далекого грома над заповеднымилесами, снеговые вершины грозовых облаков". Этитеплые слова написаны Паустовским о маленькомтихом мещерском городишке со странным названием— Спас-Клепики.

Рассказывают, будто в далекую старинув глухих лесах поселились здесьбратья-разбойники Клепиковы, которые, разбогатевна грабеже, построили церковь в честь Спаса.Потом на этом месте выросло село Спас-Клепики. Подругой версии церковь Спасу воздвигли в честьизбавления от разбойников Клепиковых, которыхбудто бы поймали и казнили. Существует и еще одналегенда: в склепах-углублениях, вырытых в земле,на том месте, где сейчас стоят Клепики, спасалосьнаселение, бежавшее в глухие мещерские леса отпреследования татар.

Как будто бы ничего особенного нет вэтом, похожем на большое село городке: ниогромных фабрик и заводов (кроме двух небольшихпредприятий), ни знаменитых музеев, ни театров ивысших учебных заведении. Но как только выоказываетесь вот в таком городке, то сразупопадаете под обаяние его тихих пустынныхулочек, упирающихся прямо в поле, маленькогопыльного скверика с вертушками вместо калитоквсей его медленной и немного сонной жизни.

Впрочем, и эта медлительность, и этаразмеренность очень обманчивы. Чем большезнакомишься с этим городком, тем все меньше онкажется таким тихим и безмятежным, каким описалего Паустовский. Нет уже гулкого деревянногомоста через Пру — вместо него построен отличныйбетонный мост, по которому мчатсякомфортабельные автобусы, не видно плотников спилами, завернутыми в холстину, и девушек скоромыслами—вот уже несколько лет как в городепроведен водопровод. Но старые вязы у деревянныхдомиков остались, остались и цветные стекла накрылечках, и дамба с дуплистыми ивами, иребятишки так же ловят рыбу забрасывая удочки встремительную Пру.

Мы давно мечтали побывать в этомнебольшом городке, расположенном в самом центреМещерского края Он привлекал нас не только своеютихой и задумчивой красотой, не только своимиватными фабриками, известными далеко запределами Рязанской области, или знаменитойузкоколейкой, так проникновенно описаннойПаустовским в его "мещерских рассказах". Наминтересно было побывать в этом городе и потому,что он неразрывно связан с именем одного из самыхзамечательных русских поэтов — Сергея Есенина.

Рязанская земля вскормила многоталантов, прославивших нашу родину далеко за еепределами: войнов и землепашцев, писателей ихудожников, ученых актеров. Уроженцами Рязанскойстороны были академик Иван Петрович Павлов иосновоположник ракетостроения КонстантинЭдуардович Циолковский, географ Петр ПетровичСеменов-Тян-Шанский и знаменитый флотоводецВасилий Михайлович Головнин. Многие годы прожилв маленьком поселке Солотче, что раскинулся наберегу Оки у самой границы мещерских лесовакадемик графики Иван Петрович Пожалостин, асовсем недалеко от Клепиков, в захолустноймещерской деревне Егорово, родился и провел своидетские годы известный художник-передвижникАбрам Ефимович Архипов. И в этом ярком созвездииталантов как звезда первой величины сияетсамобытное дарование простого рязанскогопарня—Сергея Есенина, о котором Алексей Толстойсказал: "Его поэзия есть как бы разбрасываниеобеими пригоршнями сокровищ его души".

Мы с детства любили и восхищалисьудивительно музыкальными и поэтичными стихамиЕсенина, наслаждались его замечательнымискусством просто и вместе

тем очень ярко передавать сложнейшиечеловеческие чувства и переживания. Передпоходом мы снова перечитали Есенина, и нампоказалось, что кто-то настежь распахнул окно вудивительно прекрасный и неповторимый миррусской природы.

От его стихов так и веяло запахомсвежескошенной травы и потревоженной ветромосоки, холодком утреннего тумана и дымком костранад станом деревенских косарей. Стихи Есенинапомогли нам полюбить этот край еще до того, как мывпервые попали на мещерскую землю. И все-такитолько здесь, на родине поэта, мы по-настоящемупочувствовали всю поэтичность и прелестьесенинского стиха. Не случайно говорят: чтобыпонять поэта, надо побывать на его родине.

Как приятно, бывало, лежа в палатке иприслушиваясь к монотонной дроби дождевыхкапель, открыть маленький томик его стихов ипогрузиться в чтение замечательных, чистых ипрозрачных, как колодезная вода, строф:

Низкий дом с голубыми ставнями, Не забыть мнетебя никогда,— Слишком были такими недавнимиОтзвучавшие в сумрак года.

До сегодня еще мне снится
Наше поле, луга и лес,
Принакрытые сереньким ситцем
Этих северных бедных небес.

Это стихи о родине, о Рязанскойстороне, где он вырос, провел свои детские июношеские годы и любовь к которой пронес черезвсю свою жизнь.

Родился Есенин километрах впятидесяти от Клепиков в селе Константинове, 21сентября (3 октября) 1895 года. Село было большое истояло на крутом берегу Оки. За рекой, насколькохватал глаз, расстилались воспетые потомЕсениным в его стихах "рязанские раздолья".

Не видать конца и края-
Только синь сосет глаза.

Прямо напротив дома возвышаласьКонстантиновская церковь. Сюда богомольнаябабка водила маленького Сергея молиться"кроткому Спасу". Мальчик был впечатлительный.Он с робостью и страхом косился на расписанныебогомазами своды, откуда величественно взиралина него царственно равнодушные ликихристианских святых.

Воспитывался Есенин у своего деда поматери, у которого было трое взрослых сыновей."Дядья мои, — вспоминает поэт, — были ребятаозорные и отчаянные. Трех с половиной лет онипосадили меня на лошадь без седла и сразу пустилив галоп. Я помню, что очумел и очень крепкодержался за холку. Потом меня учили плавать. Одиндядя (дядя Саша) брал меня в лодку, отъезжал отберега, снимал с меня белье и, как щенка, бросал вводу. Я неумело и испуганно плескал руками, и,пока не захлебывался, он все кричал: "Эх! Стерва!Ну куда ты годишься?.." После, лет восьми, другомудяде я часто заменял охотничью собаку, плавал поозерам за подстреленными утками".

Потом он скажет о своем детстве:

Худощавый и низкорослый,
Средь мальчишек всегда герой,
Часто, часто с разбитым носом
Приходил я к себе домой.

Позже, когда подрос, взрослые сталибрать его за Оку—на сенокос. Потом—ночное,рыбалки на старицах и озерах. Бывало, целымиднями вместе со своими сверстниками мальчикпропадал в заокских лугах.

Хотя Константинове и находится встороне от нашего туристского маршрута, носъездить туда стоит обязательно (для туристов,которые хотели бы более обстоятельнопознакомиться с есенинскими местами и совершитьпутешествие на родину поэта, рекомендуетсядесятидневный плановый маршрут № 158, которыйначинается в Солотче). Когда идешь по этомустаринному русскому селу, то какое-то острое,щемящее чувство охватывает тебя. Широкая улица,яблоневые сады у полисадников,полуразвалившаяся церковка на берегу Оки ималенький скромный домик со старым тополем,посаженным Есениным у плетня.

Эта улица мне знакома,
И знаком этот низенький дом.
Проводов голубая солома
Опрокинулась над окном.

Вижу сад в голубых накрапах,
Тихо август прилег ко плетню.
Держат липы в зеленых лапах
Птичий гомон и щебетню...

Этот маленький домик давно уже сталместом паломничества туристов и любителейпоэзии. Сейчас в нем мемориальный дом-музейЕсенина, филиал Рязанского краеведческого музея.Сюда едут со всех концов России и даже из-заграницы, идут пешком, чтобы посмотреть на этисвященные для каждого из нас места, где родилсяодин из самых тонких и лирических русских поэтов.

Сестры Есенина, Екатерина иАлександра, бережно хранили все эти годысемейные реликвии, которые сейчас экспонируютсяв музее: деревянный сундучок, где будущий поэтдержал свои книги и юношеские стихи, староезеркало, обеденный стол, стулья... Обычная утварькрестьянской семьи того времени. В саду за домом— маленький амбар с одинокой яблонькой у двери икрохотная избушка, крытая соломой. Здесь во времясвоих приездов в родное село жил поэт и писалстихи.

Чтобы лучше почувствовать Есенина,надо посидеть на крутом косогоре над Окой,подышать свежим воздухом, пахнущим сеном ияблоками, половить рыбу с артелью рыбаков,походить по земле, по которой ходил поэт. И тогдапонимаешь, откуда и эта широта, и эта поэтичность,и эта глубокая затаенная грусть в есенинскихстихах, откуда эта беззаветная любовь к родномукраю, которая всю жизнь его "томила, мучила ижгла".

Край любимый! Сердцу снятся
Скирды солнца в водах лонных.
Я хотел бы затеряться
В зеленях твоих стозвонных.

Русская природа, традиции устнойнародной поэзии, любовь к родине—вот что питалотворчество Есенина. Он, как никто, умелчувствовать и передавать красоту нашей природы,раскрывать ее душу и поэзию, учить нас великойлюбви к родине. Где бы он ни был, что бы ни делал,его помыслы были о милой и близкой его сердцуРуси. И всю-то земную красоту он мерил тоже насвой, на рязанский аршин:

Потому, что я с севера, что ли,
Что луна там огромней в сто раз,
Как бы ни был красив Шираз,
Он не лучше рязанских раздолий.

Когда Есенин окончил Константиновскоеучилище, дед настоял на том, чтобы его внукпродолжил учебу. Его мечтой было сделать изСергея сельского учителя. Ближайшая учительскаяшкола была в Спас-Клепиках, кудаконстантиновские крестьяне часто ездили наярмарки. Вот в этот маленький городок и отправилина учебу будущего поэта.

В Клепиках многое связано с Есениным.Здесь он три года учился в местнойцерковно-учительской школе. Здесь впервые началписать стихи и "почувствовал" себя поэтом.Отсюда никому не ведомым крестьянским паренькомприехал в Москву, удивив всех своим изумительнымпоэтическим талантом.

Здание церковно-учительской школысохранилось до наших дней. Сейчас в нем находитсяшкола-интернат. Она стоит на окраине Клепиков,рядом со средней школой. У входа — небольшаямраморная табличка со скромной надписью: "Здесьс 1909 по 1912 гг. учился известный советский поэтСергей Александрович Есенин".

Помню, как несколько лет назад мы впервый раз побывали в этих местах. К своемузнатному земляку здесь относятся с большимуважением, и поэтому едва мы переступили черезпорог школы, возле нас тотчас же появилсядобровольный экскурсовод.

— Здесь они учились, там былиспальни,—охотно объяснил он.

— А в какой комнате жилЕсенин?—спросили мы. Экскурсовод—парень скопной белобрысых "есенинских" волос — мнется.

В этом здании до революции размещалась Спac-Клепиковская церковно-учительская школа. Здесь в 1909—1912 годах учился, замечательный советский поэт Сергей Есенин

— Не знаю. Об этом лучше ГригорияЛьвовича Черняева спросите. Он ведь вместе сЕсениным в этой школе учился. Он-то уж наверняказнает.

Вот уж чего мы не ожидали—так этовстречи с однокашником самого Есенина. Мы знали,что на родине Есенина — в селе Константиново —живет немало людей, которые помнили его еще подетским годам. Но встреча в Клепиках сосверстником Есенина, вместе с ним сидевшим чутьли не за одной партой, была неожиданной.

Григория Львовича мы застали впарикмахерской где он работал много лет. Как ивсем одногодкам Есенина, ему было далеко зашестьдесят. Широкое открытое лицо, добрые,немного грустные глаза, высокий лоб обрамленныйредкими седыми волосами, делали его похожим настарого сельского учителя. Говорил он спокойно,мягко, не спеша, точно объяснял урок своимученикам.

— Какой он был? Да такой же, как все, —веселый шустрый, непоседливый. Любил шутку иозорство и был коноводом среди ребят.

В свободное от учебы время ученикиКлепиковской школы убегали на речку или наглухие лесные озера, где "выткался алый светзари", ходили в ночное, катались на коньках позакованной в ледяной панцирь Пре или бродили познаменитым мещерским мшарам... Рыбалки, ночное,сенокос, споры у костра — вот в таком близкомобщении с природой и мужал талант Сергея Есенина— будущего певца волшебной страны березовогоситца.

Еще в Москве, перечитывая Есенина, мызадавали себе вопрос: и как это простой рязанскийпарень, к тому же окончивший всего три классаучительской школы, приехав в город из глухогомедвежьего угла, вдруг стал сочинять такиеудивительные, музыкальные стихи? И откудавзялись слова у неискушенного в литературе ипоэтическом искусстве рязанского паренька?

И только здесь, в родных есенинскихместах, мы по-настоящему начали понимать, что не"вдруг" и "не сразу" стал поэтом Сергей Есенин,да и легенда о неграмотном рязанском пареньке, всвое время выдвинутая некоторымилитературоведами, оказалась весьма далекой отистины.

Несмотря на тяжелую казеннуюатмосферу, которая царила в Клепиковской школе,ее учащиеся жили интересной и напряженнойжизнью. Они много читали, устраивали диспуты. Ужетогда Есенин увлекся литературой и устнымнародным творчеством, знал наизусть чуть ли невсе "Слово о полку Игореве".

Занятию литературой во многомспособствовали и уроки учителя словесностиХитрова — любимого учителя Есенина. Кто знает,может быть, этот скромный сельский учитель,который учил своих воспитанников любитьлитературу и искусство, понимать красоту, можетбыть, именно он и заронил в душу начинающегопоэта семена, которые дали потом такие чудесныевсходы? Хитров активно участвовал в установленииСоветской власти в Клепиках, боролся заликвидацию неграмотности среди населения. Умерон в тридцатых годах и похоронен в Клепиках, нагородской площади.

Жена другого учителя Есенина, и нынеживущая в Клепиках, Александра Петровна Гусева,которая вела практику с ученикамицерковно-учительской школы, рассказывает, какоднажды она встретила в коридоре у двери Хитровавихрастого русоголового паренька. Он робкостоял, переминаясь с ноги на ногу, держа в рукахкакую-то бумажку.

— Что это у тебя?—спросила АлександраПетровна.

— Да вот хочу учителю показать, —ответил Есенин и протянул ей мелко исписанныйлисток бумаги с текстом одного из своихстихотворений.

Из таких вот листков вскоресоставилась целая тетрадь, в которую по просьбеХитрова Есенин переписал свои первые стихи. Этутетрадь Хитров сохранил и уже после революциипередал в Институт мировой литературы.

...По вечерам, когда городок погружалсяво тьму, в доме одного из местных парней, ГришиПанфилова, собиралась клепиковская молодежь.Вместе с другими ребятами в кружок Панфиловавходили Сергей Есенин и Черняев. Начали в кружкес разговоров о школьных Делах и чтения НатаПинкертона и Ника Картера, а потом перешли кпроизведениям Пушкина, Белинского,Чернышевского, Толстого и Горького,революционным Стихам и песням. Особымисимпатиями Есенина, да и других кружковцевпользовались книги Льва Толстого. Вслух читалиего роман "Воскресение", до хрипоты спорили отрактате "В чем моя вера?", хотели даже совершитьпаломничество в Ясную Поляну. По домамрасходились за полночь, когда весь город ужеспал. Взявшись за руки, шумной гурьбой шли поулицам и пели песни, пугая сонных обывателей.

Уже тогда сверстники Есенина былизнакомы с его стихами. Их он читал и в кружке уПанфилова, и в березовой роще невдалеке отгорода, куда собиралась на сходки клепиковскаямолодежь. Стихи нравились, но никто не придавалим особого значения, в том числе и сам Есенин.

"Стихи он начал писать с первого годасвоего пребывания в школе,—рассказывает в своихвоспоминаниях Е. М. Хитров—первый поэтическийнаставник Есенина.—Стихи его всегда подкупалисвоей легкостью и ясностью. Но здесь уже (впоследний год учебы в школе.—А. П.) в егопроизведениях стали просачиваться и серьезнаямысль, и широта кругозора... И все-таки я непредвидел того громадного роста, которого достигталант С. Есенина, развиваясь беспрерывно. Мешаломне рассмотреть и то, что в нашей школе у Есенинасреди товарищей—однокурсников были сильныесоперники в поэтическом творчестве. Из нихнаиболее выдающимся был Е. Тиранов, рабочий сВеликодворского стекольного завода".

В Клепиках Есенин пишет свои первыестихи: "Выткался на озере алый свет зари...", "Там,где капустные грядки", "Подражание песне","Сыплет черемуха снегом", "Тихо дремлет река" идругие. Они еще во многом несовершенны и незрелыпо мысли. Да и сам поэт еще замкнут в узком миркесвоих юношеских переживаний. Но уже весной 1912года, видимо под влиянием панфиловского кружка,он выступает с первой стихотворной декларацией,где говорит о гражданском назначении поэзии.Прощаясь со своим другом Гришей Панфиловым передотъездом из Спас-Клепиков, он дарит ему на памятьсвою фотографию, на обратной стороне которойпишет строчки "Поэта":

Тот поэт, врагов кто губит,
Чья родная правда мать...

В Москву Сергей Есенин едет с твердымжеланием стать поэтом. Тихая рязанская деревняподарила России удивительное поэтическоедарование. Городу предстояло отшлифовать иотточить его мастерство.

В Клепиках как будто сам воздухнаполнен есенинскими стихами. Они звучат в вас,когда вы проходите мимо сосновой рощи за школой,где, как говорят, он сочинял свои юношеские стихи,когда вы идете по улице, носящей его имя,спускаетесь по тропинке к Пре, в которой он любилкупаться со своими сверстниками. Где-то тамвнизу, в небольшом заливчике, под порывамилегкого ветерка стонет тростник, словносказочная царевна, а вдали тревожно шумятбескрайние мещерские леса.

Здесь, в этом "задумчивом и нежном"краю, Есенин вырос, здесь он учился и здесьнабирала силы его светлая и чистая поэзия.

Поход—это всегда узнаваниезнакомство с новыми местами и с новыми людьми.Поэтому не надо спешить расстаться с Клепиками.Этот город заслуживает того, чтобы задержаться внем еще на два-три дня. И не только потому, чтобыкак следует осмотреть егодостопримечательности, не и потому, чтобысовершить отсюда экскурсию на родину другоговыдающегося уроженца Рязанщины — крупнейшегосоветского художника Абрама Ефимовича Архипова.

Помню, как много лет назад мы стоварищем впервые попали в Третьяковку.Пробежав, не переводя дыхания, по многочисленнымзалам музея, мы спустились вниз, где быливыставлены картины советских художников. Головагудела от усталости и обилия впечатлений. Века,живописные манеры, названия картин и фамилиихудожников— все перемешалось так прочно чторазобраться в этом было уже невозможно. Мы хотелибыло пробежать дальше, как вдруг наше вниманиепривлекла одна картина.

Нет, она совсем не была похожа на то,что приходилось видеть раньше. Краски! Большевсего поражают яркие, пестрые краски — красная,голубая, оранжевая, зеленая. Наполненные солнцеми воздухом, они светились какой-то удивительнойсилой, радостью и здоровьем. Прямо на нас, положивсильные рабочие руки на колени, гляделарозовощекая крестьянская девушка, слегкаулыбаясь пухлыми, розовыми губами Мы посмотрелина подпись: "Девушка с кувшином". Это была нашапервая встреча с Абрамом Ефимовичем Архиповым.

Потом мы часто приходили в Третьяковкуи каждый раз с изумлением смотрели на крепких изадорных архиповских баб. Были в них какая-тоудивительная сила и мощь, и броская красота, издоровье, и хозяйская сметка. Таким все нипочем:ни трудности, ни тяжелые невзгоды, выпавшие надолю русских крестьянок, ни мужская работа.

...Ничего-то не боятся —
Им работать да смеяться!
— Кто нас краше?
Кто сильней?

Вызов искрится во взорах...
В них залог грядущих дней,
Луч, сверкающий в просторах,
Сила родины моей!

Так писал об архиповских бабах В. А.Гиляровский. Так их и воспринималисовременники—как символ новой России,разбуженной революцией.

Смотришь на этих крепких и розовощекихмолодок в пестрых паневах, ярких платках икацавейках и удивляешься—и где это их увидел,где подсмотрел Абрам Ефимович и откуда он тактонко, до мельчайших подробностей знает деталикрестьянского быта? Такое не изучишь по книгам дапо этнографическим справочникам. Нужно былосамому родиться крестьянином, самому хлебнутьгорестей тяжелой крестьянской жизни, чтобы такпоэтично воспеть и природу Руси, и душу ее народа.

Наш народ не случайно, как величайшиенациональные реликвии, хранит память овыдающихся поэтах, писателях и художниках.Михайловское, Ясная Поляна, Спасское-Лутовиново,Константинове — они ценны для советскогочеловека не только как памятники прошлого, но икак те святые и близкие для каждого из нас места,где мужали и набирались сил могучие таланты,впитывая в себя с молоком матери и любовь кнароду, и к этим русским березкам и косогорам, безкоторых трудно представить себе родину. В жизни итворчестве Архипова его родная деревня Егоровесыграла такую же роль, как для Есенина —Константинове.

От Клепиков до Егорова—пятькилометров. Самый короткий путь — черезстаринное мещерское село Екшур, известное своейватной фабрикой. Построена она была в концепрошлого столетия разбогатевшим мужиком ИваномДроздовым. Его брат Алексей владел ватнойфабрикой в Задне-Пилеве, а на родине Архипова—вЕгорове такую же фабрику построил местныйпредприимчивый крестьянин Дворецкий. Работалиони на привозном сырье да на дешевой рабочейсиле. До сих пор на Пре возле Екшура виднеютсяостатки полукустарных отбельных сооружений.

Екшур и до революции был большимторговым селом, куда по праздникам собиралиськрестьяне со всех окрестных деревень. Здесь былакаменная церковь, устраивались ярмарки, всемидесятых годах прошлого века открыласьземская школа. Вот в эту школу и бегал из соседнейдеревни вместе со своими сверстниками мальчикАрхипов. Ему повезло. Люди, которые окружали его,старались всячески поддерживать ранооткрывшиеся в нем способности к рисованию. Арисовал он везде, где только мог, — мелом и углемна воротах хлева, на стенах домов, на дверях.Одним из первых рисунков был намазанный глинойна двери сарая с жерновами огромный профиль,почему-то названный Ермилом Кузмичом. Однажды вшколе на уроке нарисовал черта. Не успелзакончить, как к нему подошел учитель. Взяллисток, повертел в руке. Видно, рисунокпонравился. "Молодец,—похвалил онмальчика.—Рисуй еще". И усадил его за свой стол. Сэтого дня учитель начал давать Архиповукарандаши и бумагу, стал первым ценителем еготаланта.

Екшур связан еще с однимзнаменательным событием в жизни Архипова, вдальнейшем определившим всю его судьбу. Приехалакак-то в село артель богомазов расписывать сводыместной церкви, а вместе с ними студентМосковского училища живописи, ваяния и зодчестваЗайков. Отец Архипова познакомился с ним где-тона ярмарке и показал ему рисунки сына. Зайковдолго молча рассматривал их, а потом воскликнул:"Да это же настоящий талант! Учиться ему надо!"Через несколько лет тот же Зайков подготовитАрхипова к экзаменам и поможет ему, простомукрестьянскому парню из глухого мещерского села,сделать первый шаг на пути овладения высотамихудожественного мастерства — поступить вМосковское училище живописи, ваяния и зодчества.

На родину Архипова еще не проложеноторных путей и дорог. Приходится идти на ощупь,отыскивать старожилов, уточнять детали. Еще вКлепиках знакомые краеведы скептическипокачивали головами: "Да ничего вы там неузнаете, только зря проходите". И вдруг—перваяудача. Оказывается, в самом Екшуре живет не ктоиной, как племянница Абрама Ефимовича —Екатерина Васильевна Брякова. Правда, она непросто племянница, а внучатая племянница, и мыдолго разбираемся в сложной генеалогии родаАрхиповых, но тем не менее Екатерина Васильевналично знала Абрама Ефимовича, жила в Москве унего на квартире, бывала в доме Архиповых вЕгорове...

Екатерина Васильевна достает изкомода семейные реликвии—две фотографииАрхипова. На одной из них он изображен в своеймосковской мастерской, на другой — за самоваромвместе со своим учеником художником Григорьевым.

Мы долго рассматриваем репродукции.

— А знаете, ведь для "Обратного"Абраму Ефимовичу позировал мой отец, — говоритЕкатерина Васильевна.

"Обратный"... Мы помним эту картину;вечер спустился на поле, куда-то вдаль убегаетпроселочная дорога, а на переднем планезадумчивая фигура молодого ямщика. Только что онотвез на пролетке кого-то в город и теперьпорожняком возвращается обратно. Знакомыемещерские просторы, заливные луга, душистыецветы на полянах и вечерние сумерки надтемнеющей вдали полоской леса.

Вместе с Екатериной Васильевнойлесной дорогой мы идем в Егорове. Сосны да елисопровождают нас до околицы. По этой дорогеАрхипов бегал в школу вместе со своимитоварищами, по ней он возвращался обратно вдеревню. Лес, темный и угрюмый, подступал кдеревне со всех сторон. Зимой за околицей выливолки. Метель свистела в печной трубе. Весна былапраздником. Ночное, запах скошенного сена,рыбалка на быстрой Пре, походы за ягодами. Ягодтак много, что полянки красным сукном кажутся.

Вот здесь, в этих местах, и родилсяАбрам Ефимович Архипов. В свидетельстве,выданном Рязанской духовной консисторией,говорится: "...по метрикам Рязанского уезда селаЕкшур за 1862 год под № 81 значится: деревниСавинской (так раньше называлось Егорово.—A. П.)мещанин Ефим Никитин Архипов, жена его ИринаФедоровна, оба православные. У них сын Абрам,рожден 15, крещен 19 августа".

Детство Абрама Ефимовича было тяжелыми безрадостным. Его отец был крепостным местногопомещика Чуфаровского. Мужик хозяйственный итолковый, он не любил гнуть спину на хозяина. И заэто тот возненавидел его лютой ненавистью.Семейное предание рассказывает, как наканунеотмены крепостного права Чуфаровский потребовалот отца Архипова большой выкуп за освобождение.Но тот отказался. Тогда помещик решил отдать егов солдаты. С грехом пополам семья собраланеобходимые деньги, распродала веса имущество,но разорилась окончательно.

Сам Архипов так вспоминает о своемдетстве: "Зимние вечера в тесной избе с лучинами.Мать пряла, приходили соседки. Лучины дымили... Яспать не мог и все ревел, мать ложилась вместе сомной у выходной двери, голову мою в дверьдержала... Жили грязно и бедно, ели бедно".

Новую избу смогли построить лишь многолет спустя после отмены крепостного права. Ееберегли, и первое время в ней не жили, а только"ходили в праздники".

Так вот откуда у Архипова это остроевнимание к деревенским сюжетам, к деревенскойжизни, к сельскому труду, эта любовь к русскойдеревне. Позднее художник скажет о себе: "...писалтолько то, что видел и чувствовал. Я только тогдаискренен и уверен в том" что делаю, когда делаю снатуры".

С натуры Абрам Ефимович писал охотно имного, во время учебы в училище живописи, ваяния изодчества он каждое лето приезжает в Егорове,бродит с этюдником по окрестностям, пишетпортреты односельчан. Он совершает по Мещередлительные путешествия, странствует счемоданчиком и шкатулкой, делает, зарисовки.Наверное, поэтому его творчество так тесносвязано с Егоровом, с его родными местами, слюбимым Мещерским краем.

"Нужно писать там, где живешь",—любилповторять Абрам Ефимович. И он писал там, где жил,и жил там, где писал.

Дом в деревне Егорово, в котором жил и работал народный художник республики А. Е. Архипов

В 1880 году Архипов заканчивает портретотца. Отец ему позирует и в другой, на этот разжанровой картине—"У шинкарки". Летом 1885 года вЕгорове он пишет "Подруг", в которой изображаетсвою мать и приехавшую навестить ее сестру. Этакартина была приобретена у художника знаменитымТретьяковым. В 1889 году, совершая путешествие поМещерскому краю, Архипов попадает в Куршу, гдепишет картину "Деревенский иконописец".

"Поденщицы" — это списанный с натурыкусок жизни работниц небольшого чугунолитейногозавода "на Гусю". А в картине "На Оке"запечатлена переправа через Оку, которуюхудожнику приходилось переезжать на лодках,когда он из Москвы возвращался в родную деревню.Из Егорова Архипов каждый раз привозил с собоймного пейзажей. Особенно он любил рисоватьзеленые ели с обнаженными корнями на песчаныххолмах.

Первыми же своими работами он заявляето себе как талантливый и зрелый художник, удивляясвоим мастерством и вкусом таких корифееврусской живописи, как Поленов, Серов, Коровин. Ностоит пройтись по Егорову, посмотреть на егодобротные избы, искусно украшенные резныминаличниками и затейливыми крылечками сдеревянными кружевными орнаментами, и начинаешьпонимать, что дело тут не в одной толькоприродной даровитости художника, а что корни егояркого и жизнерадостного творчества глубокоуходят в народное искусство, в народные промыслыи народные художественные традиции.

В русском народе всегда жилопостоянное стремление к красоте, к ярким исветлым краскам. На ярмарках в Екшуре народныеумельцы бойко торговали затейливоразрисованными деревянными и глинянымиигрушками, иконами, деревянными ложками,цветастыми ковриками и половиками, кружевами,плетеными корзинами. На всю страну славилисьсвоим искусством мещерские чудо-плотники ирезчики по дереву. Уж если строили они дом, тообязательно с выдумкой, затейливым коньком накрыше или деревянными резными крылечками сцветными витражами. До сих пор во многихмещерских деревнях местные жители любовноукрашают свои избы и деревянными скульптурами, иузорчатой вязью деревянных кружев. Не отсюда ли иу Архипова эта любовь к ярким цветам и яркимкраскам, ярким сарафанам и пестрым паневам,которые так нравились мещерским молодицам?

Во многих мещерских деревнях издавнапроцветал иконописный промысел. Иконы писалицелыми артелями и возили продавать в большиегорода. Часто такие артели приезжали и в Екшур.Спасы и иисусы, богородицы и миколы, целаявереница святых с детства окружали Архипова,смотрели на него с икон, со стен екшурской церкви.Целыми днями он пропадал у богомазов—своихпервых учителей и наставников в живописи. А срединих были и талантливые мастера, великолепныеумельцы, из-под кистей которых выходилибогородицы и иисусы, слишком уж похожие намещерских баб и мужиков. Вот у них и проходитпервую школу живописи юный Архипов.

Более ста лет прошло со дня рожденияхудожника, давно нет в живых его сверстников итоварищей по детским и юношеским годам. В избезнакомой Екатерины Васильевны, АнастасииИвановны Пыриковой, собираются несколькоместных старожилов, в основном женщины.

Помнят Абрама Ефимовича плохо ("гломяуже прошло", то есть много времени). Лучше помнятего двух братьев и даже отца, который всю жизньпрожил в Егорове. Больше с чужих слов вспоминают,как приезжал Абрам Ефимович в родное село, какходил с этюдником по окрестностям и рисовал.Любил он рисовать и в большом яблоневом саду,сзади архиповского дома (теперь там находятсядетские ясли). Дочь Архипа Яковлевича Пырикова,Нина, рассказывает, что Архипову часто позировалее отец — тогда маленький мальчишка (их домастояли рядом). Кто-то вспоминает со слов бабкиМатрены, как "фотографировал" о есть рисовал) ееАрхипов прямо на току, когда она цепами молотиларожь.

— Веселая такая баба была, голосистая...

Мы перебираем в памяти архиповскиекартины. Чуть ли не каждая из них посвященаженщине: "Больная", "Поденщицы на литейномзаводе", "Ледоход", "Сплетницы", "Радуница","Жница", "Прачки" и целая вереница женскихпортретов из цикла "Рязанские девушки имолодицы".

Случайно ли это? Думается, нет. Так илииначе, но в творчестве Архипова отразилась таособая роль, которую играли женщины рязанской и впервую очередь мещерской деревни. Женщина вМещере никогда была забитой и бесправной. В товремя как мужики уходили из деревень в город наотхожие промыслы, женщины оставалисьполновластными хозяйками: они пахали, косили,метали стога и выполняли другую чисто мужскуюработу. Старожилы рассказывают, что когда изгорода на побывку приезжали мужики, то они,отвыкшие от сельского труда, не всегда моглипоймать на поле и запрячь диковатых мещерскихлошадей. А бабы это делали ловко и быстро, с чистомужской сноровкой. Вот почему рождение девочкине считалось в Мещере уж таким несчастьем, как вдругих районах Руси. Конечно, мужчина в семьекормилец, но "и девочка не щепочка, за окно некинешь", — гласила старая пословица. Не случайнодаже на сельские сходы бабы приходили как равныеи решали различные хозяйственные вопросынаравне с мужчинами, часто поражая их своеймудростью и хозяйской сметкой.

Но была и еще одна причина, почемухудожник, начав с пейзажей и жанровых картин вдухе передвижников, вдруг именно после революцииобращается в своем творчестве к образу своейсовременницы, к портретам крестьянок.

Его лучшие работы последнего периода:"Девушка с кувшином", "Крестьянка в зеленомфартуке" и другие—это светлый гимн радости,бодрости, духовной физической красоте, этосимвол раскрепощенного революцией крестьянства,пробудившегося к новой, счастливой и радостнойжизни.

Но поднимаясь до большиххудожественных обобщений, до символа, Архипов издесь остается верен себе, своему творческомукредо—писать с натуры, писать только правду,черпать из самой жизни художественные образы.

Однажды — это было летом 1929 года вСолотче, куда часто приезжал работать художник,— он увидел из окна крепкую розовощекуюкрестьянку в цветастом платье с лукошком в руках.Она сразу же заинтересовала художника, и онокликнул ее.

— Откуда ты?

— Из Полкова.

— А как звать?

— Егорова, Прасковья Петровна.

С этого дня Прасковья Петровна каждоеутро приходила из соседнего села Полкова вСолотчу и позировала художнику. Была она бабойвеселой и смешливой. Пока Абрам Ефимович рисовал,рассказывала ему о своем нелегком житье-бытье,пела песни. Через пятнадцать дней портрет былготов.

Посмотрела на него Прасковья Петровнаи удивилась:

— Неужели я такая красивая? Вот уж недумала. Здоровое, розовощекое лицо, сильные руки,сложенные на коленях, и широкая белозубая улыбка.Эта картина находится в Третьяковской галерее, ивот уже много лет на нас смотрит с холста,доставляя нам истинное наслаждение, "женщина взеленом фартуке" — простая мещерская крестьянкаПрасковья Петровна Егорова.

Нет, это не выдуманный художникомобраз. Как удалось установить рязанскомукраеведу Д. А. Кононову, эта женщина здравствует ипоныне, проживая настоящее время в Рязани. И хотяс тех пор прошло уже более трех десятилетий ивремя отложило на Прасковье Петровне свойотпечаток, но все так же весела и задорна ееулыбка и все так же молодо блестят ее глаза как утой "женщины в зеленом фартуке", которуюзапечатлел на своем холсте Абрам ЕфимовичАрхипов.

И все-таки мы покидаем Егорове снекоторой грустью и неудовлетворенностью. Нет,не потому, что мы не узнали ничего нового или, ненашли архиповского этюда, о котором намрассказывали старожилы. Все дело в другом — внедостаточном внимании к памяти крупнейшегохудожника, одного из основоположников советскойживописи. Не следует упрекать в этом одниходносельчан, наверное, это зависит не только отних. Но очень хотелось бы видеть мемориальнуюдоску на доме, в котором Архипов жил и работал. Ибыло бы очень хорошо, если бы егоровскихребятишек, переступающих порог своей школы,каждый раз встречала скромная надпись на фасаде:"Школа имени А. Е. Архипова".

Ведь речь идет о художнике, чьипроизведения хранятся не только в картинныхгалереях нашей страны, но и в музеях других стран,продолжателе великих реалистических традицийпередвижников. Речь идет о советском художнике,которому первому было присвоено званиенародного художника республики, наконец, опатриоте своей родной русской земли.

Мы уже привыкли к своей постояннойзеленой свите, бегущей за нами по oбеим берегамПры. Казалось, привыкла к этому и сама река: лесбыл ее верным спутником и соседом.

И вдруг он исчез. Пра стремительнопронеслась под быками Клепиковского моста ирастерянно заметалась по огромному заливномулугу. Лес пропал. Только далеко на горизонтесинела маленькая темная полоска. Словноподдразнивая встревоженную реку, она топриближалась к ней, то снова убегала куда-товдаль.

А осиротевшая река все петляла ипетляла по заливным лугам, не зная, куда ей детьсяот палящих лучах июльского солнца.

К вечеру, обессиленный погоней, лес,наконец, сдается. Он подождал, пока сердитая Прадостигнет его опушки, а потом виновато побежалрядом, чтобы не разлучаться с ней уже до самойОки.

За деревней Взвоз начинаются леса.Исчезли поляны, луга и перелески. Леса, одни лесана десятки, может быть, и сотни километров вокруг.Об этих местах в книге Барановича сказано: "Повыходе из озера Мартынова Пра течет 100 верст понизменным, покрытым болотами и лесами местамРязанского и Спасского уездов. Вода в ней, так жекак и в притоках ее Кади, Белой и Кокре,красноватого цвета от рудных свойв дна, а кберегам прилегают обширные болота. Заселение пор. Пре, в большей части ее течения, самоеничтожное, а левый берег почти необитаем. Близ с.Гришина при стально-инструментальном заводенаходится на р. Пре мельница"...

Лешкины глаза снова загорелисьфанатическим блеском: ну, разве можно проехатьмимо, так ничего и не узнав об этом любопытномзаводе, продукция которого в свое времяпользовалась всемирной известностью? Но вперединас ждало разочарование. Ни самого завода, нидаже места, где располагались его деревянныекорпуса, мы не нашли. Цепочка почерневших отвремени свай возле моста через Пру да странноеназвание деревушки, приютившейся на высокомпесчаном косогоре, — вот все, что осталось отнекогда знаменитого Гришинского завода.

Более ста лет назад на местетеперешней Рабочей слободы стояли деревянныебараки, в которых жило около шестисот оброчныхкрестьян, согнанных с окрестных сел для работы нафабрике помещицы Яковлевой. Труд крепостных былдешевый, энергия Пры, на которой работаликузница, точильни, токарные и полировочныестанки, даровая, и фабрика процветала. Изпривозного железа, свинца и других материаловмещерские умельцы искусно изготавливалидовольно дефицитные для того времени вещи —ножи, ложки, бритвы, тончайшие хирургическиеинструменты и даже оружие. Превосходноотделанные, изящные и прочные, они пользовалисьбольшой популярностью не только в России, но и заграницей.

Гришинская стально-инструментальнаяфабрика в 1843 году получила золотую медаль навыставке в Москве, в 1849 году сохранила правочеканить на своих изделиях государственный герб,что считалось большим почетом. Ее продукциянеоднократно отмечалась на выставках вПетербурге, Лондоне и других городах.Впоследствии фабрика захирела и пришла в упадок.Но и до сих пор местные ребятишки, купаясь в Пре,нет-нет да и находят в песке старинные сабли итрехгранные штыки от винтовок. Лешка с Сергеемтоже решили попытать счастья. Они разделись иначали нырять на дно в надежде обнаружить хотькакой-нибудь старинный сувенир. Лешке почему-тоочень хотелось стать обладателем вилки сгосударственным гербом Российской империи. Нопосле того как стремительная Пра едва несдернула с его носа очки, бесплодныеэксперименты пришлось прекратить. Дюжины ложек ивилок с государственными гербами осталисьлежать нетронутыми на песчаном речном дне.

В этот день мы разбили свой лагерькилометрах в пяти от Рабочей слободы, нанебольшой лесной поляне, круто обрывавшейся креке. Разбили по всем правилам и даже снекоторыми излишествами.

Какое это все-таки приятное и чудесноеслове "дневка"! Где-то, снаружи гремят мискамидежурные, чертыхаясь, копается у строптивогокостра боцман, а ты лежишь, блаженно потягиваясь,в палатке, и не нужно тебе, словно ошалелому,вскакивать на пронзительный крик адмирала-"Подъем", молниеносно укладывать рюкзаки,нагружать лодку, а потом до боли в плечах грести,грести, грести...

На дневках все делают не спеша иобстоятельно. Не спеша лечат царапины и раны, неспеша чинят рубахи и штаны, не выдержавшие борьбыс мещерской природой, стирают белье, варят обед,едят и даже передвигаются как-то лениво и неспеша.

Наши палатки стоят на самом берегуреки, в том месте, где от нее в сторону леса уходитзаросшая осокой и кувшинками протока—староерусло Пры. Даже в ветреную погоду здесь тихо испокойно. В протоке водятся язи и полосатыеокуни, по окраске напоминающие адмиральскийматрац. Они жадно хватают насадку и дерзко топятпоплавок на дно, чем приводят в неистовый восторгнаших доморощенных рыбаков. От реки протокуотделяет длинная песчаная коса—наш пляж. Впрошлом году ее не было, а сейчас она протянуласьвдоль реки узеньким саблевидным островком,перегородив путь в протоку. Оттуда целый деньраздаются крики и визги — это адмирал "приучает"к воде не умеющих плавать членов флотилии. Втаких случаях Лешка с Владиком сматывают удочкии, чертыхаясь, идут искать более тихие места длярыбной ловли.

От нашего лагеря вдоль протоки бежит,извиваясь, лесная стежка, усыпанная сосновымишишками и пахучими иголками. Во многих местахпрямо на ней попадаются норы, вырытые бобрами.Эта маленькая стежка с утра будоражит нашевоображение. Нам почему-то кажется, что еслипойти по ней, то она обязательно приведет ккакому-то очень интересному и любопытному месту:может быть, к шалашу смолокуров, почему-топредставляющемуся нам в виде старинногоиндейского вигвама из романов Фенимора Купера,или к домику рыбака, а может быть, и к отдаленномутабору колхозных косарей, затерявшемуся срединеобъятных мещерских мшар.

Каждый раз, когда река Пра описывает очередную петлю, мы гадаем: а что нас ожидает впереди? И каждый раз ошибаемся: настолько разнообразны и изменчивы мещерские пейзажи

Только лишенный воображения адмиралскептически цедит сквозь зубы:

— Куда-нибудь на скотный двор приведет— не иначе. Вот увидите.

Но таинственная тропинка оказаласьхитрее всех нас. Пробежав несколько сот метроввдоль протоки, она юркнула в небольшую ложбинку,перемахнула через маленький дощатый мостик и,вспорхнув на косогор, остановилась на большойлесной полянке. Прямо перед нами стоял добротныйпятистенный дом, на крыше которого по белому фонубыли четко выведены Цифры — 57.

— Что это?—растерянно проговориладмирал.

— Кордон, наверное, — ответил Лешка,махнув рукой на номерной знак: такие знакивыведены на домах веников, чтобы по ним легчебыло ориентироваться с самолета.

Слушайте, а может, это и есть тот самыйкордон 273, в котором бывал Паустовский?—осениловдруг Сережку. — Ведь он где-то в этих местахнаходится.

— А номер?—засомневался адмирал.

— В сенях раздалось чье-то осторожноепокашливание, заскрипели половицы, и на пороге скосой в руках появился невысокий бородатыйстарик.

Это было так неожиданно, что нампоказалось, будто он шагнул к нам прямо из тойстаринной притчи о волшебном стеклышке, окоторой рассказывалось в начале книги. Только наголове старика была надет вполне "земная"фуражка с двумя медными дубовыми листочками,свидетельствующая о его принадлежности кмногочисленному отряду мещерских лесников.

— Желтов,—поздоровался он.

Представьте себе, что где-нибудь наНевском вы случайно повстречались с элегантноодетым молодым человеком в цилиндре и с тростью.Он взглянул бы на вас и сухо отрекомендовался:"Евгений Онегин". Или на каком-нибудь молодежномбалу вы увидели бы не знакомую молодую девушку,танцующую мазурку с гусарским офицером. "Как?Неужели вы не узнаете? -ответили бы вам. — Да ведьэто же Наташа Ростова из "Войны и мира".

Примерно такое же впечатлениепроизвела на нас и эта встреча на лесном кордоне.Нам всегда очень нравился чудесный рассказПаустовского "Кордон 273". Но, честно говоря, мыотносились к нему как обычному художественномупроизведению, созданному фантазией автора, а кего герою—"обветренному старику в выгоревшейзеленой фуражке со значком объездчика наоколыше" — как к самому настоящему литературномобразу. И вот этот "образ" стоял перед нами напороге избы в белой майке и сдвинутой набекреньфуражке и хитро улыбался из-под своих мохнатых,выцветших на солнце усов.

Благодаря Паустовскому желтовскийкордон уже давно превратился в местопаломничества туристов, а сам АлексейДмитриевич стал чуть ли не штатньмэкскурсоводом: ничего не поделаешь, приходитсярасплачиваться за широкую литературнуюизвестность. Летом проплывающие по Пре туристыатакуют его вопросами: когда здесь бывалПаустовский, где жил да как написал рассказ.

Но Желтов только руками разводит: жилна сеновале, охотился, ловил рыбу — "стоящиймужик". А как писал? Кто ж его знает, это уж у негосамого спросите.

Рассказ Паустовского он, конечно,читал, и читал не раз, — не каждому ведь выпадаетсчастье еще при жизни стать литературным героем.Первый раз прочитал и не поверил. Неужели это оздешних местах написано, неужели правда, что нетих красивее на всем свете? А потом прочиталвторой, третий раз—верно все написано,правильно. И места здешние, знакомые. Толькосмотреть на них надо по-особенному, не каждомуони свою красоту открывают...

Наверное, в этом-то все и дело. Сотнитуристов проезжали мимо этих мест, проходилидесятки охотников, и, наверное, им тоже нравилисьэти сосновые боры и лесной кордон на пригорке. Нотолько Паустовский открыл для всех нас этукрасоту, потому что взглянул на нее по-своему,через стеклышко своего восприятия, и все вдругудивленно заметили: "А ведь действительно каккрасивы и прекрасны эти места".

В рассказе "Кордон 273" естьзнаменательные слова: "Мы привыкли говорить"левитановские места" и "нестеровская Россия".Эти художники помогли нам увидеть свою страну снеобыкновенно лирической силой". Так иПаустовский тоже помогает нам видеть красотуэтих заколдованных мест, передает очарованиеэтих боров, трав и великой тишины, котороеохватывает вас в мещерских лесах.

Как Левитан и Нестеров, Паустовскийтоже создал свою удивительную сказочную страну,в которой он сам является "проводником попрекрасному". И вот сейчас мы и находились наэтой "паустовской земле", где глухие затонытаинственной Пры терялись в сумраке прогретыхлесов, лежали под деревьями слои сухих шишек, вкоторых нога тонула по косточку, звенел воздух отвзмахов птичьих крыльев и где волнами набегалина вас лесные запахи: дыхание можжевельника,вереска, воды, брусники, гнилых пней, грибов,кувшинок, а может быть, и самого неба... Ижелтовский кордон был частью этой огромной ипрекрасной земли.

Разговаривать с Алексеем Дмитриевичемодно удовольствие. Мы сидим на крылечке и слушаемего рассказы о здешних новостях: и о том, что летонынче сухое, знойное, того и гляди жди пожара("смотрите, костры как следует заливайте"), и отом, что Пра мелеет из года в год и, если так делопойдет дальше, пропадет река, и о бобрах, которыеводятся в протоке ("мельче стало, вот и уходятбобры"), и о малине, которая растет на болотистыхберегах озера Орсо, и о том, что лесникам повысилизарплату и жить стало совсем хорошо.

Хоть Алексею Дмитриевичу и засемьдесят, а выглядит он довольно моложаво:густая с проседью "толстовская" борода, живойострый взгляд, крепкая загорелая шея, мозолистыеруки, привыкшие к любой работе.

— А с чего мне болеть-то, — веселоулыбается он,—работа у меня здоровая, воздушная.

Когда мы, напившись чудесной студенойводы из колодца под косогором, покидали кордон,лесник крикнул нам вдогонку:

— Вы на Орсо путь держите? Гляньте тамс наблюдательной вышки — неровен час где-нибудьдымок появится. Одна искра, и пойдет полыхать...

Пожары и сейчас представляют большуюопасность для мещерских лесов, а в старину онибыли настоящим бичом. Огонь безжалостноуничтожал народное достояние, на большихплощадях дотла выгорали знаменитые сосновыеборы. Да и мещерские деревни тоже были подверженыстрашным пожарам, особенно в ветреную и сухуюпогоду. До революции по количеству пожаровРязанская губерния занимала одно из первых меств России: сорок пожаров в год на сто населенныхпунктов. Ежегодно горел чуть ли не каждый второйдом. И тянулись по российским дорогам в городавереницы погорельцев, чтобы хоть как-нибудьпрокормить милостыней себя и своих детей.

...Тропинка выводит нас на проселочнуюдорогу. Добежав до лесного озера Шуи, дорогарезко сворачивает влево и незаметно начинаетвзбираться вверх. Здесь, на небольшом песчаномхолме, заросшем соснами и ельником, и находитсяжелтовская наблюдательная вышка. Как и всеподобные вышки, она сделана из сосновых бревен,скрепленных железными скобами. Наверху —площадка для наблюдения.

Отсюда лес просматривается на многокилометров. Стоит леснику заметить дымок, как онтут же сообщает об этом в лесничество или вближайшую деревню (многие вышкителефонизированы). В каждом лесничестве висит настене карта лесных угодий, разрисованнаякакими-то на первый взгляд странными инепонятными кругами с делениями. Непосвященномув таинства лесного дела эти круги и квадратыкажутся бессмысленным нагромождением линий. А насамом деле в них скрыт большой и глубокий смысл. Кцентру каждого круга, обозначающего место, гдестоит наблюдательная вышка, прикреплена нитка сиголкой, а сам круг, как компас, разбит на 360градусов. Одному леснику с вышки видно толькоодно направление, где возник пожар, другому —другое. По их сигналам и переставляются нитки накарте. По точке их пересечения и определяетсяместо возникновения пожара. Очаги пожара, какправило, обнаруживаются очень быстро иуничтожаются в самом зародыше.

Мы гуськом поднимаемся вверх по шаткимскрипучим лесенкам-жердочкам. В ушах свиститветер, слегка кружится голова от непривычнойвысоты.

С верхней площадки вышки вся местностьвидна как на ладони. Где-то на горизонте дымятватные фабрики Клепиков, извивается Пра, скрытаяв лесных зарослях, а вокруг тянутся бесконечныемещерские леса.

Прямо под нами среди огромного лесногоокеана раскинулось удивительно нежное по своейсветло-зеленой окраске болото с крохотнымокошечком воды посередине. Это озеро Орсо. Дальшеи немного правее от него небольшим пятнышкомсинеет Линевое озеро. Оно тоже сильно заболочено,а его низкие берега заросли осокой и кустарником.С восточной стороны озера в глубь леса тянетсяполузаросший канал, который, по словам АлексеяДмитриевича, соединял озеро Линевое с Прой. Встарину здесь действовала целая система каналов,прорытых мелиоративной экспедицией генералаЖилинского.

Обратно мы возвращаемся в сумерках.Сосновый бор уже не кажется таким приветливым испокойным, как днем. Он обступает нас со всехсторон, мрачный и настороженный, а темные сосныстоят, скрестив, как руки, свои ветви, иисподлобья смотрят нам вслед.

Где-то вдали, на Жуковских выселках,одиноко залаяла собака и смолкла. И снова всепогрузилось в тревожную тишину, неслышнокрадущуюся по пятам. Густая темнота скрыла идорогу, и лес, и озеро Шую, мимо которого мы толькочто прошли.

Лес оцепенело стоит темной стеной,погрузившись в ночную дремоту. И вдруг впередисверкнул огонек. Сосны расступились, и перед намизамаячил темный силуэт желтовского кордона. Мышли уже берегом старицы Пры. Было слышно, как вводе возились щуки, разбивая хвостами луннуюдорожку, стремительно проносились над лесомлетучие мыши, а вслед нам приветливо светил из-засосен маленький желтый огонек. Вот уже много летподряд и летом, и зимой, и в дождливый осеннийвечер освещает он путь тем немногим путникам, чтозабредают в здешние заповедные места. И каждыйнаходит приют в гостеприимном лесном кордоне,как много лет назад впервые нашел здесь приютКонстантин Паустовский, чтобы поведать миру обэтом уголке Рязанской Мещеры.

Удивительная эта река — Пра. Еекрасота не бросается в глаза с первого взгляда,не бьет на внешний эффект, а как-то медленно инезаметно овладевает всем твоим существом, и тыне в силах противиться очарованию этих поросшихсоснами ц дубняком берегов, золотистых песчаныхотмелей, таинственных заводей, упрятанных отпосторонних взоров прибрежными зарослямиивняка, от залитых ярким солнцем лесных полян,над которыми стоит густой, словно настоенный наполевых цветах, терпкий медвяный аромат.

От кордона Желтова до Деулина Пратечет среди густого, большей частью хвойноголеса. Река стремительно несется вниз, подмываяпесчаные берега и корни огромных корабельныхсосен. Многие из них не выдерживают единоборствас рекой и с вывороченными корнями падают в воду,словно стараясь своими телами остановитьстремительный бег реки. А она хлещет через сучьяи стволы и снова несется дальше, намечаяочередную жертву.

Многие деревья покоятся на дне реки, итолько еле заметные бурунчики на поверхностиводы говорят о подстерегающей туристовопасности. С виду они довольно безобидные, но мыуже по опыту знаем, что если не хочешь пробить днолодки, лучше объехать их стороной. Едва раздаетсягрозный крик нашего впередсмотрящего: "Слева поборту бурун!", как рулевой начинает отчаяннотабанить кормовым веслом, и наши лодки бокомпроносятся мимо опасного места, царапая Дном полежащему под водой бревну.

Кормовое весло доверяется наплоскодонке только Владику и Лешке. Пыталисьбыло обучить этой премудрости и Сергея, но послетого как наша плоскодонка прочно села на кол,торчащий из воды (Сергей с испуга перепутал, гдеправо, где лево), от этого пришлось отказаться.

Каждый раз, когда строптивая Праописывает очередную петлю, мы гадаем: а что насожидает за этим поворотом —и всегда ошибаемся,настолько разнообразны и изменчивы мещерскиепейзажи.

После Деулина, большого села навысоком правом берегу реки, Пра резко меняется.Все ниже становятся ее берега, все режевстречаются сосновые рощи, уступая свое местопышным зеленым дубравам и кудрявым зарослямольхи и орешника. Иногда кроны деревьев почтисплетаются где-то в вышине, и река течет поживописному зеленому туннелю. Даже в самую яснуюпогоду здесь темно и прохладно, пахнет болотнойсыростью и прелыми прошлогодними листьями. Водном из таких мест и произошло наше не совсемприятно столкновение с одним из представителеймещерской фауны.

Наш переполненный "Забухающий"торжественно, словно Ноев ковчег, двигалсявперед, царапая по дно своим зашпаклеваннымднищем, как вдруг сидящий впереди Сережкакрикнул:

— Смотрите!

Впереди, прямо по курсу нашей лодки, изводы выскочило какое-то странное существо. Посвоему внешнему виду оно удивительно походило наторчащий из воды небольшой черный сучок отповаленного в воду дерева. Но "сучок"стремительно несся наперерез лодке, грознопоблескивая на солнце черными чешуйками. Змея!..

О том, что в Мещере много змей, в томчисле и ядовитых, мы слышали и раньше. Еще накордоне старик Желтов, бросив подозрительныйвзгляд на наши босые ноги, предостерег:

— А змей не боитесь? Много их тут у насв мшарах водится. Без сапог по болотам лучше неходите — как бы беды не случилось.

После этого мы несколько дней неснимали кедов и ходили, с опаской посматривая подноги. Вечером у костра Нина, наш походный эскулап,извлекла из своего рюкзака какие-то книжки иначала знакомить Haq с литературой о змеиныхукусах, которую мы предусмотрительно захватили ссобой из Москвы. Из всех способов борьбы созмеиными укусами нашим мужчинам больше всегопонравился так называемый "народный". По этомуспособу укушенному дают выпить определеннуюдозу спирта, который, вступив в какую-тотаинственную реакцию со змеиным ядом, якобысразу делает его безвредным.

Река Пра в районе кордона Глумского

Боцман тут же объявил, чтопредоставляет себя в распоряжение науки, ипотребовал в качестве профилактики именно с негоначать испытание этого чудесного "народного"способа. И у боцмана оказалось настолько многопылких сторонников, что наш медик во избежаниеопустошения походной аптечки сочла за лучшееперевести разговор на другую тему.

Через несколько дней мы уже забыли о"змеиных" разговорах и тут—на тебе!—этанеожиданная встреча на реке.

Легко рассекая воду и гипнотизируя нассвоими маленькими злыми глазками, змея несласьпрямо на лодку.

— Гадюка, — растерянно прошепталСережка.

— А может, все-таки уж?—Владик снадеждой посмотрел на Нину.

Нина слыла у нас авторитетом по частиместной флоры и фауны. Как уверяли некоторые,перед походом она проштудировала все три томаБрема и теперь поражала всех своимизоологическими познаниями. Она могла часамирассказывать о каких-то крылатых муравьях,которые, как птицы, летают по воздуху, с ученымвидом цитировать изречения ученых и дажеразличать птиц по голосам. Поэтому авторитет еебыл непререкаем.

Нина с опаской посмотрела на плывущуюзмею, потом на экипаж "Забухающего" ибезапелляционно объявила:

— Гадюка.

В "ноевом ковчеге" началась легкаяпаника. Экипаж вскочил со своих мест и бросился кпротивоположному борту лодки. Она угрожающенакренилась. Чем бы все это кончилось,неизвестно, но змея, вдруг потеряв к нам всякийинтерес, вильнула хвостом и благоразумноповернула к берегу. Перепуганный "ковчег"облегченно вздохнул.

— Ага, испугалась! — радостно крикнулСережка, снова хватаясь за весла.

В наших мужчинах, оправившихся отпервого потрясения, вдруг проснулсявоинственный дух, и воздух огласился ихмужественными криками. Ощетинившись палками,удочками, веслами и другими орудиями,"Забухающий" ринулся в атаку.

Первым на берег спрыгнул Владик, за нимЛешка и Сергей. Они окружили змею на песчаномпригорке и придавили веслами к земле. Но она и недумала сдаваться: вырвавшись из-под весла, змеясвернулась, как пружина, и, грозно высунув свойраздвоенный язык, стремительно метнулась вниз,где стояла Нина. Раздался крик, и длинная чернаялента обвилась вокруг ее ног. Все оцепенели.

Дальше все произошло мгновенно. Мыдолго молотили змею веслами и палками, пока онане перестала раскрывать свой хищный рот сраздвоенным жалом. Бледная Нина стояла рядом исмотрела, как совершается возмездие.

Когда все было кончено, мы осторожноперевернули змею палкой. Каково же было нашеудивление, когда по желтым пятнам на голове мыузнали, что это был уж. Да, да, самый обыкновенныйбезобидный уж.

— М-да, — Протянул Лешка,Многозначительно посмотрев на присмиревшуюНину, — вот тебе и три тома Брема.

Все рассмеялись: все-таки очень хорошо,что все обошлось благополучно.

Но это были, так сказать, цветочки, аягодки ожидали нас впереди. Ночью наш походныйлагерь, разбитый в небольшой дубовой рощице,подвергся, как казалось нашему болезненномувоображению, настоящему змеиному нашествию.Словно издеваясь над нами, они шмыгали в темнотевокруг палатки, шуршали в прелых листьях и дажекак будто гремели оставленной у костра посудой.Мы лежали в застегнутых наглухо палатках ивздрагивали от каждого шороха: кто его знает,может быть, на этот раз змеи действительно былиядовитыми?

Осада продолжалась всю ночь, а когданаутро Сережка осторожно разбаррикадировалвыход и выглянул наружу, он испуганно отшатнулся:у входа мирно дремала на солнце свернувшаяся вклубок змея. Вела она себя на редкость спокойно ифлегматично, не обращая никакого внимания навстревоженный шум, доносившийся из палатки.

Такого обилия ужей мы никогда невидели. Ими буквально кишело все вокруг. Ониспокойно ползали возле наших палаток, лежали напнях и пригорках и даже ухитрялись залезать внаши рюкзаки. Особенную активность проявлялималенькие ужата — змейки длиной в несколькосантиметров, от которых вообще некуда былодеваться. Как это ни странно, но постепенно мы кним настолько привыкли, что брали в руки, кормилимухами и даже вместе грелись на солнце.

По наблюдениям сотрудников Окскогозаповедника в районе реки Пры водятся только двавида змей: уж и гадюка. Уж обитает в сухих местах идубравах по берегам реки, а гадюка — в низинах иболотах. Она бывает черной, коричневой, рыжей исерой. Многие туристы очень часто принимают загадюку или медянку безногую ящерицу —веретеницу. На первый взгляд они действительнокак будто похожи. Но распознать, их не так ужтрудно. В отличие от гадюки у веретеницы почтиполностью отсутствует шея. И бояться ее неследует, она совершенно безвредна.

Вообще надо сказать, до сих пор о змеяхходит немало всевозможных самых невероятныхлегенд и рассказов. Говорят, что они саминападают на человека, подстерегают егогде-нибудь на тропе и, улучив момент, жалят внезащищенное место. Есть даже такое выражение"хитрый, как змея". Некоторые утверждают, чтозмеи могут атаковать лодки и даже гоняться залюдьми, свернувшись в колесо. Но все эти легендыникакого отношения к действительному положениювещей не имеют, потому что все змеи, включая иядовитых, очень пугливы и осторожны и при встречес человеком стараются побыстрее скрыться в своиноры. Если ядовитые змеи и пускают в ход своеоружие, то только в порядке самообороны, когда наних невзначай наступают ногой или отрезают импуть к норам.

Тем не менее туристам надо бытьосторожными, особенно во мшарах и прибрежныхболотах, где встречается немало ядовитых гадюк. Иуж во всяком случае не ходить по лесу босиком.Алексей Дмитриевич Желтов прав: лучше всегопредохраняют от укуса змей резиновые сапоги. Ноесли все-таки произошло несчастье и от змеиногоукуса пострадал кто-нибудь из туристов,необходимо немедленно наложить жгут вышеукушенного места, промыть рану крепким раствороммарганцовки или спиртом и как можно быстреедоставить пострадавшего в ближайшую больницу. Неследует высасывать яд из ранки, прижигать ее илипринимать спиртные напитки. Это может толькоухудшить состояние здоровья пострадавшего.

Что же касается гадюк, то в этих"ужиных" местах мы их почему-то не видели. В чемтут дело, не знаем. Одно можно утверждатьопределенно: там, где живут ужи, ядовитых змей невстречается. Откуда мы это узнали? Не из Брема,конечно, и не из Нининых зоологических познаний.Так сказали нам местные косари, которых мыповстречали на берегу Пры, там, где слева впадаетв нее маленькая лесная речка Кадь.

Откуда начинаются реки? Из маленькогородника, который притаился между корней старыхсосен, или из крохотного лесного озерка,окруженного вереницей задумчивых берез, а может,как Волга, из обыкновенного неказистого болотца,заросшего осокой и кувшинками. Каждая река имеетсвое начало. Но поди найди его в лесной чащобе итопких сырых болотах. Белой змейкой бежит по лесумаленький ручеек из неведомого нам глухого итаинственного царства. Где его начало? Подиотыщи!

Один лесник сказал нам как-то: "Рекиначинаются в глуши. Они не любят постороннихвзглядов". Наверное, прав был этот старик, всюжизнь проживший в лесной глухомани. Рождениереки — это всегда загадка. Идешь вдоль берега, и,кажется, не будет этой речке ни конца ни края. Аона все манит и манит тебя в лесную таинственнуюглушь. И жуть берет от этой гулкой и тревожнойтишины, и все хочется идти вперед, чтобы найти,наконец, то таинственное место, откуданачинаются реки. Доберешься до маленькогородничка, припадешь губами к холодной как ледводе и с удивлением подумаешь: "Неужели в этомвот крохотном ручейке с взбаламученнымипесчинками на дне и рождается настоящая река?"

Каждая река откуда-нибудь начинается.Кадь начинается в болотах — мшарах, со всехсторон обступивших Голованову дачу. По такомуболоту ступаешь, словно по мягкой зеленойподушке, а она колышется и прогибается под тобой,как молоденький ледок на только Что скованномморозом озере.

Как и все лесные реки. Кадь начинаетсяс небольшого, беззащитного ручейка. Укутанный втраву и кустарник, заваленный прошлогоднимипожелтевшими листьями, он тихо журчит по лощине,притаившись в тени осин и берез. Такой ручеек и наречку-то не похож. Перешагнешь его спренебрежением и пойдешь, дальше. А он, глядь, ужеи разлился, набрал силы раздвинул тесные берега.И перейти-то его теперь так просто. Приходитсяпорядком поколесить, прежде чем отыщешь кладкуна другой берег.

Возле деревни Оборона Кадь—ужедовольно широкая речка. У деревянного мостаместные ребятишки удят рыбу. По залитому солнцемлугу важно расхаживаются гуси. Где-то вдализапоздало поют деревенские петухи. Это последняядеревня на берегу Кади. Река описывает возле неепетлю и исчезает в темных лесных зарослях. Намного километров вокруг нет больше жилья, кромеразве одного-двух кордонов лесников да шалашейколхозных косарей.

Эта маленькая сказочная речка совсемне похожа па Пру — та широкая, с длиннымипесчаными плесами, залитыми солнцем, быстрымикруговоротами и спокойными заводями. А по Кади всреднем ее течении даже на байдарке и то непроберешься. Сосны и березы замерли на ееберегах, сплетаясь вверху своими ветвями.Посмотришь вверх—и не увидишь неба. Только черезпросветы в листьях тянутся сверху, словнопаутина, тоненькие солнечные нити и исчезают вчерной как деготь воде реки. Вода темная нетолько от вечно царящего здесь сумрака, но и отторфяных болот, в которых рождается Кадь и еепритоки.

Мы идем вниз по Кади с Головановойдачи. Сначала лесной дорогой, размытой недавнопрошедшим дождем, а потом еле приметнойизвилистой стежкой. Идти вдоль реки довольнотрудно: то старица перегородит дорогу, то вдругповстречается такой завал, что его приходитсяобходить стороной. Подмытые водой деревья свывороченными корнями падают поперек русла,образуя живописные висячие мосты. Многие из нихсползают в воду и запруживают речку. В такихместах вода течет медленно и степенно. По вечерамздесь ходят возле коряг стаи окуней и с шумомвыскакивает из воды плотва, спасаясь от щук.

Я сижу с удочкой на поваленной сосне иловлю окуней. Сверху с легким треском отрываетсяпожелтевший ольховый лист и, медленно кружась,падает в воду. Потом он плывет рядом с поплавком,но у старой, почерневшей от воды коряги поплавоквдруг стремительно ныряет, и лист продолжаетсвой путь один. А у моих ног судорожно пляшет натраве здоровенный окунь.

Укутанная в траву и кустарник, тихо журчит по лощине сказочная речка Кадь, притаившись в тени осин и берез

Когда солнце скрывается за верхушкамисосен, Кадь погружается в сумерки. Это оченьздорово—сидеть на берегу и слушать, как медленнозамирает лесная жизнь. Смолкли кузнечики насоседней поляне, попрятались в густые зарослитравы легкие стрекозы, одна за другой усталозамолкают птицы. Только дрозд никак не можетуспокоиться — видно, не успел умаяться за долгийлетний день. Тихо и спокойно кругом. И тебепочему-то тоже удивительно спокойно. И не хочетсяникуда идти и ни о чем думать, а просто вот так бысидеть на бревне и ощущать всеми клеточкамисвоего тела охватившее тебя блаженство — и этутихую вечернюю прохладу, и монотонный плеск воды,и погрузившуюся в сумрак Кадь, в заводях которойводятся трудолюбивые бобры. И грустно становитсяпри мысли, что не родился ты в этой вот сказочнойглуши и что не суждено тебе вечно испытывать этонепередаваемое блаженство, которое, увы, слишкоммимолетно для нас, горожан, чтобы познать его вполную меру. И тоска охватывает тебя, как будто тытолько что встретился с хорошим и надежнымдругом и тотчас же должен с ним расстаться.

По обоим берегам Кади тянутся леса: тосухие сосновые на песчаных пригорках, тоольховые и березовые по низинам и лощинам, тодубовые с подлеском из орешника и осинника. Мыидем по лесной тропинке вниз по Кади и собираемгрибы. Это похоже на сказку — прямо к тропинкеподбегают из лесной чащобы желтые маслята,красноголовые подосиновики, коричневыеподберезовики на тоненьких ножках. Но их никто нетрогает, потому что по мещерским понятиям естьтолько один настоящий гриб, который стоит брать:это белый. Боровики стоят тут же на обочинедороги во весь рост и во всей своей красе, недумая скрываться от посторонних взглядов: нукому они нужны в этой глуши?

Грибы в Мещере растут в самыхнеожиданных местах — и на полянках, и на дорогах,и на берегах рек. Едешь на лодке по Пре, а на тебявесело глядят сдвинутые набекрень шляпкиборовиков. Не случайно некоторые местные жителиналовчились собирать грибы с лодок. Вооружаютсядлинными палками с железными крючками и плывутвдоль берега. Увидят гриб, подцепят его крючком —ив лодку. Обратно возвращаются с полным, чтоназывается, кузовом.

В летние месяцы по всей Мещереначинается грибная лихорадка: и стар и млад—всеотправляются за грибами. Полчаса побродят—иведро с верхом. Конечно, одни белые. Однажды мыотдыхали на деревянной скамейке, сооруженнойлесником у дороги. Неожиданно подошел грузовик.Шофер остановил машину, взял ведро и прямо сподножки шагнул в лес.

Минут через пятнадцать возвращается.

— Ну что, набрали?—спрашиваем.

— Да вот собрал немного, — ипротягивает ведро, полное грибов.

Грибная лихорадка передается итуристам. Плывут по мещерским рекам туристскиефлотилии, обвешанные гирляндами сушеных грибов.

Чем дальше по течению Кади, тем всеболее извилистым становится ее бег. Намнадоедает пробираться сквозь лесной бурелом, имы поднимаемся выше, на песчаный остров, вдолькоторого, извиваясь ужом, бежит лесная дорога. Мызнаем, она ведет на кордон лесника, о котором намеще в Рязани говорили, что во всей Мещере нетместа тише и красивее. Кордон появляетсянеожиданно — сосны вдруг расступаются, и мывыходим на обширную поляну. Справа, у самогоберега Кади, теперь довольно широкой иполноводной, приютились домик лесника ихозяйственные постройки со скворечниками надлинных шестах. Прямо к стене дома прибитадощечка: "Кордон Платунина". Так звали первогохозяина кордона, прожившего в этих местах болеесорока лет. Теперь здесь живет другой лесник, ноназвание кордона осталось прежним. Как и сороклет назад, все называют его кордоном Платунина.

Сосновый бор обступает поляну со всехсторон, оттесняя дом лесника к самой Кади. Удругого берега река намыла песчаную косу изчистейшего песка, как будто просеянного черезмельчайшее сито. Под обрывом—деревянные мосткии дощатая лодка, привязанная к столбу. Чуть встороне от кордона под корнями дуба родник судивительно прозрачной и вкусной водой.Заглянешь в него и видишь, как на дне вокругстарого, обвешанного гирляндами пузырьков корняведут хороводы крохотные песчинки.

Где-то в лесу, по ту сторону реки,монотонно звенит колокольчик. Это хозяйскаякорова бродит по лесу. Звук то замирает, то сновадоносится до нас. Коров здесь никто не пасет. Онисами ищут себе пищу, сами приходят домой на дойкуи снова уходят в лес. Бывает, пропадают на день идва, но по звуку колокольчика их все равнонетрудно отыскать.

Вдоль обоих берегов Кади нескончаемойвереницей тянутся сосновые боры, наполненныехмельным, пьянящим запахом смолы. Войдешь в такойлес, и вдруг вырастают перед тобой стройные сосныс причудливыми надрезами. Солнечные зайчики, струдом выпутавшись из густой хвои, легкоскользят и по бронзовым стволам, и по шишкам,устилающим землю, и по янтарным каплям смолы,медленно сползающим вниз в жестяные чашки.Живица!..

Вот уже несколько дней мы живем накордоне, и никак нам не удается повидаться схозяином здешних сосновых плантаций, хотя онкаждое утро и проезжает мимо на велосипеде издеревни Игнатовка.

Но однажды утром, когда мы спали,открылась дверь и на пороге показался мужчинасредних лет в брезентовой куртке и таких жештанах, заправленных в сапоги. И сразу же домнаполнился терпким запахом свежей смолы, какбудто кто-то распахнул окно прямо в сосновый бор,омытый теплыми грозовыми дождями.

— Масаев, вздымщик, — здороваетсямужчина и смущенно прячет пахнущие смолой рукиза спину. — Так это вы хотели посмотреть, какдобывается живица?

Природа всегда таит в себе многозагадок, маленьких и больших тайн. Одним из такихчудес и является живица. Видели ли вы как быстрозатягивается смолой рана на сосне? Казалось бы,дереву нанесен тяжелый и страшный удар топором,от которого оно не сразу оправится. Но пройдетнесколько дней, и рана уже подсохла, и по-прежнемугордо стоит на косогоре красавица сосна. Живица!Не случайно народная молва приписывает ейчудодейственное свойство заживлять раны,восстанавливать силы и давать жизнь деревьям.Наверное, поэтому и носит она такое чудесное ипоэтическое название.

Взмах острого ножа, и в жестяной приемник потекла густая пахучая смола — живица

Вместе с Масаевым мы идем на сосновыеплантации. Они совсем рядом с кордоном —километра полтора-два, не больше. МихаилМихайлович надевает рукавицы и берет в руки хак— инструмент с острыми ножами. Короткий взмах, ихак прочерчивает на стволе глубокую борозду.Затем вторую, третью... И набухает кора, и бежит изнадрезов в приемник густая, как мед, смола. Такихборозд на каждом дереве десятки. Иногда на соснеделаются надрезы с двух сторон — это двухкаррнаясосна, а на более толстом дереве делают три карры.И под каждой каррой — приемник.

Михаилу Михайловичу помогает его жена— сборщица смолы. Специальным ножом онапрочищает желобки, по которым течет живица,выковыривает из приемников застывшую смолу исобирает ее в ведра. Каждый приемник—это двестиграммов смолы, пятьдесят приемников—ведро,двести ведер—бочка, доверху наполненнаяароматной живицей. Потом эту бочку грузят нателегу и везут на Голованову дачу. Густая итяжелая, смола мерно колышется в бочке,распространяя вокруг себя терпкий, ароматныйзапах.

Из смолы производят канифоль искипидар, которые используются в мыловаренном,бумажном и лакокрасочном производствах. Даже вампулах с камфарой тоже есть живица, добытая всосновых заповедных лесах. Так что живица лечитне только деревья, но и людей, которым сосныотдают все свое богатство — капля за каплей.

Все реки откуда-то начинаются, и всеони куда-то впадают. Кадь впадает в Пру. Но немаленьким неказистым ручейком, через которыйможно перешагнуть, не замочив кедов, а широкой испокойной рекой. Мы долго ищем кладку на другойберег — ствол огромного дуба, упавшего поперекреки. Он еле-еле достает до песчаной отмели на тойстороне Кади. Теперь она не такая беззащитная,как в верховьях: пополнела в талии, разлилась позаливному лугу, но и здесь не утратила своихнеповторимых черт лесной речки из русскойсказки.

Мы сидим на берегу и бросаем и водущепки. Они плывут медленно и торжественно,маленькой лебединой стайкой. А мы сидим и смотримим вслед. А щепки все плывут и плывут, туда, гдетемно-коричневые воды Кади смешиваются сзолотистыми струями стремительной Пры.

Все реки откуда-то начинаются, и всеони куда-то впадают. Кадь впадает в Пру, Пра—вОку, а Ока—в Волгу. И если вам когда-нибудьпридется плыть по этим рекам, то знайте, что в ихсветлых водах есть и частица темной, пахнущейкувшинками и живицей воды маленькой мещерскойречки Кади.

Еще в Москве, знакомясь с прошлымМещерского края, мы натолкнулись на одинлюбопытный документ, датированный 1905 годом (Крестьянскоедвижение в Рязанской губернии в годы первойрусской революции (документы и материалы). Ряз.книжное издательство, 1960).

Это был донос старосты села БельскогоСпасского уезда на учителя и крестьян селаКидусова, которые занимались революционнойагитацией на сельском сходе.

"б декабря сего 1905 года,—сообщалстароста,— мною был собран сельский сход поделам, касающимся нашего общества, на которыйявились учитель Кидусовской школы и крестьяне д.Нагорной Осип Назаров Петрушкин и ЛаврентийДанилов Шебаев... чем учинили в народе ужасноесвоеволие и неподчинение. Глупый же наш народодно говорит, что не следует платить никакихповинностей, и не хочет признавать поставленныхнад ним властей".

В тот вечер мы долго сидели и спорилиоб этом любопытном документе, приоткрывшем длянас одну из страничек революционного прошлогоМещеры. Но он был краток и скуп на факты.Действительно, ну кто этот безвестный учитель,фамилия которого даже не названа в доносе? Икакое отношение к нему имели крестьяне Петрушкини Шебаев? И чем они так прогневали местные власти?

— Ладно, — сказал тогда Лешка,переписывая текст доноса в свой дневник,—будемна месте—обязательно узнаем.

Так на нашей карте возле села Кидусовапоявился маленький красный кружочек.

...И вот по узенькой тропке, петляющейпо заливному лугу, наша небольшая экспедициянаправляется, так сказать, в глубь континента напоиски Кидусова и таинственной деревни Нагорной,которая не значится ни на одной современнойкарте. Наши сведения о Кидусове крайне скупы. Мызнаем только, что расположено оно недалеко отсела Бельского, километрах в пяти от впаденияреки Белой в Пру, что это старинное мещерскоесело, жители которого в свое время славились навсю округу как углежоги, а само Кидусовосчиталось центром углежжения, в прошлом широкораспространенного в Мещере.

...Тропка круто поднимается вверх ивыводит нас на песчаный косогор, поросшийсоснами и травой. Вот оно, современное Кидусово:длинные улицы, добротные дома, новенькие срубы,пахнущие стружкой и краской, шум тракторов итарахтение автомашин, везущих бидоны с молоком.

В свое время Сергей Есенин с грустью иболью в сердце писал о нищих, приходящих в упадокрязанских деревеньках. Помните его стихи?

Край ты мой заброшенным,
Край ты мой пустырь,
Сенокос некошеный,
Лес да монастырь.

Избы набоченились,
А и всех-то пять.
Крыши их, запенились
В заревую гать.

А сейчас? Мы медленно идем по главнойулице мимо колхозного молокозавода, больничногогородка, сельской аптеки, просторного, недавноотстроенного Клуба... Видно, неплохо живутколхозники в этом старинном мещерском селе.

Вот и школа: низенький заборчик,большие-светлые окна, добротная крыша поджелезом, но постройки, судя по всему, старые."Может, та самая?"—тихо шепчет Лешка,внимательно осматривая школьный двор.

Скажем прямо, мы не очень надеемся науспех. Как-никак, а шестьдесят лет — срокнешуточный. Помнят ли здесь о тех далеких ибурных событиях? Не забылись ли они? Исохранились ли очевидцы, которые были ихсвидетелями?

Директор школы Клавдия АнтоновнаЛеснянская, к сожалению, ничем не могла нампомочь. Она работала в школе не так давно и ничегоне знала об интересующих нас событиях.

— А школа та?—спрашиваем мы.

— Нет, та от пожара сгорела. А эта ужепосле выстроена... Да вам лучше обо всем этом снашими стариками поговорить. Ну, например, сАлександрой Трифоновной Клопковой: она во времяреволюции активисткой была, в комбед входила —или с Антоном Михайловичем Куликовым. Он тутнеподалеку сторожем на каланче работает. Вот ужони наверняка эти события помнят.

Александру Трифоновну мы не засталидома. А вот с дедом Антоном нам повезло. Оноказался словоохотливым и, несмотря на своивосемьдесят лет, еще довольно бодрым стариком.

Когда мы зачитали ему выдержки издоноса бельского старосты, он неторопливо снялкартуз, почесал затылок, словно вспоминая что-то,и так же неторопливо сказал:

— Осип Петрушкин? Ну как же,помню-помню. Да и Лаврентия Шебаева тоже.Правильные были мужики, работящие.

Потом помолчал немного, вынул кисет иначал крутить самокрутку.

— Значит, донес-таки, подлец, — это остаросте, — ну да от него и нечего было ждатьдругого.

И на наших глазах начали оживать,обрастать новыми фактами и деталями скупыестрочки предательского доноса.

События, о которых рассказал нам АнтонМихайлович, относились к концу 1905 года, когда повсей России прокатилась мощная волнакрестьянских восстании. Не миновала она иРязанской губернии. Крестьяне отказывалисьпризнавать власть земских начальников, силойзахватывали и делили между собой помещичьиземли, поджигали дворянские усадьбы. Под мощнымиударами крестьянских выступлений трещала пошвам самодержавно-помещичья Российская империя.

В декабре 1905 года, крайнеобеспокоенный нарастанием крестьянскихволнений в Рязанской губернии, начальникгубернского жандармского управления доноситдепартаменту полиции: "...Озлобленность вРязанской губернии против земских начальниковгромадная. К ним не идут за разрешением своихсомнений. Кроме открытых насильственныхдействий, в течение ноября произведены в разныхместах губернии тайные поджоги помещичьихусадеб..."

Мещерская сторона, в которой сельскоехозяйство не играло такой важной роли, как на югеРязанской губернии, также оказалась вовлеченнойв бурные вихри первой русской революции.Сельский сход крестьян села Аграфенина Пустыньприговорил: "земля должна быть не чьею, а общей".В Спасском уезде крестьяне решили явочнымпорядком уравнительно разверстать между собоюлуговую площадь и приступить к укосу трав.Какой-то неведомый нам Дмитрий Филиппов Прошкиниз деревни Тальново Касимовского уезда, увидевна стене портрет царя, стал призывать к бунтупротив "Николашки". А когда ему сказали, чтобы онпобоялся бога, "богохульно" ответил: "А мненечего бога бояться, ведь нет ни бога, нигосударя".

В Кидусове борьбу крестьян за своиправа возглавил молодой учитель местной школыКочетков. Человек передовых, демократическихвзглядов, он организовал в селе революционныйкружок, который посещали многие местныекрестьяне. В кружке изучали революционнуюлитературу, читали книги, спорили о будущемРоссии. Среди самых близких друзей Кочетковабыли крестьяне Осип Петрушкин и ЛаврентийШебаев, фамилии которых упоминались в доносе.Особенно большим уважением среди односельчанпользовался Петрушкин. Он был на редкость умным испособным человеком. Сам научился читать, писать,был хорошим оратором. Дома у него было много книг,газеты. Мужики любили заглянуть на огонек к Осипуи послушать его умные беседы. А беседы эти былиявно крамольного характера. Петрушкин говорил,что земля Должна быть не помещичьей, акрестьянской, и что ею должны распоряжаться нецарь и помещики, а сами крестьяне, призывал кнеповиновению местным властям.

Кочетков и его друзья смелопропагандировали своц взгляды, используя дляэтого многолюдные сельские сходы. 6 декабря ониявились в Бельское на сельский сход и началиагитировать за вступление крестьян в недавносозданный Всероссийский крестьянский союз Какни пытался староста успокоить крестьян, сходвышел из повиновения и пошел за "крамольниками"и "бунтарями". Было принято решение неподчиняться местным властям, не платить никакихподатей, не отправлять рекрутов в армию. АнтонМихайлович сам был среди этих рекрутов и помнит,что они долго еще после этого не могли выехать насборные пункты—то ли местные власти былинапуганы бунтом крестьян, то ли не работалажелезная дорога, парализованная забастовкойжелезнодорожников.

Недовольство крестьян явноперерастало в бунт.

Видимо, для того чтобы утихомиритьмужиков, а заодно и расправиться с местнымиагитаторами, в Кидусово прибыл пристав. Но егомиссия закончилась полным провалом. Разъяренныекрестьяне (и среди них Данила—отец ЛаврентияШебаева) избили пристава, и тот еле-еле спассябегством.

Донос бельского старосты заканчивалсялюбопытными словами: "Объяснив о сем, имею честьпокорнейше просить Ваше превосходительствопринять оное во внимание и объяснить мне, как мнедействовать в служебном отношении и со сборомповинностей".

Это донесение, видимо, всерьезвстревожило земского начальника. Из Спасска былосрочно вызвано подкрепление, бунт подавлен, а егоглавари арестованы. Среди них были учительКидусовской школы Кочетков, Осип Петрушкин иЛаврентий Шебаев.

Как сложилась дальнейшая судьбаКочеткова, неизвестно. В село он больше невернулся. Петрушкин как будто был сослан вСибирь, и с тех пор о нем ничего не слышали.

— А Шебаев?—спросили мы.

— А Шебаев еще долго жил после этого внашем селе, работал в колхозе и не так давноумер... Ну да о нем вам лучше расскажет его жена,Матрена Лаврентьевна. Вон ее изба на Нагорнойстороне.

И вот мы снова идем по пыльной улице.Нагорная сторона — это и есть та самая деревняНагорная, которая упоминается в доносе. На картеМенде она четко обозначена маленькимпрямоугольником на довольно-таки почтительномрасстоянии от Кидусова. Теперь деревняокончательно сомкнулась с Кидусовым,превратившись в одну из его улиц.

Матрена Лаврентьевна только рукамивсплеснула, узнав о цели нашего прихода. Но, ксожалению, смогла прибавить к рассказу АнтонаМихайловича очень немного. Ей было уже завосемьдесят, и многие события стерлись из памяти.Она помнила только, что деревня долго бунтовала,шумели на сходках мужики, а после подавлениябунта ее мужа, как одного из главных бунтовщиков,увезли в Спасск. Там он некоторое время сидел втюрьме, а потом местные власти, боясь дальнейшихволнений, вынуждены были выпустить его поднадзор полиции.

Вот, собственно, и все, что мы узнали особытиях, которые упоминались в предательскомдоносе. Как будто не было в них ничего особенного— просто маленький эпизод из революционногопрошлого Мещерского края. Но из таких эпизодов искладывается история народа.

Мы снова идем по той же улице мимошколы, нового клуба, аптеки, больничного городка,но, странное дело, теперь мы смотрим на них как-тосовсем по-другому, более серьезно и внимательно,и только сейчас по-настоящему начинаем понимать,сколько сил, труда, пота и крови, сколько жизнейпришлось отдать этим простым мещерским мужикам,чтобы их дети, внуки и правнуки моглипользоваться и этой больницей, и этим новымклубом, и этим недавно построенным магазином,чтобы по улицам села буднично тарахтелиполуторки и тракторы и чтобы мимо нас лихопронеслась на мотоцикле молоденькая девушка вярком сарафане, весело помахавшая нам напрощание своим красным, как флажок, платочком.

Когда в Москве мы составляли сметупоходных расходов, боцман весьма неохотновключил в нее одну, на его взгляд довольноподозрительную статью: "поступления от рыбнойловли". Включил и поставил против нее большойвопросительный знак. Как человек хозяйственный,он не очень-то верил в способности нашихрыболовов. Если уж говорить начистоту, то дляэтого у него было достаточно оснований. Из всейнашей рыболовной троицы только один Лешка болееили менее умел рыбачить. Что же касается Владика,то он всего лишь несколько раз в своей жизнидержал удочку, ну а Сережка оказался самымнастоящим самозванцем, и рыбаком его назвалитолько потому, что он был владельцем складногоспиннинга, одолженного у тестя.

Рыбная ловля у наших ребят на первыхпорах действительно не клеилась, несмотря наобилие научной литературы и самых разнообразныхснастей, которые они захватили с собой в поход.Когда по вечерам они раскладывали их возлепалаток, наш бивак сразу становился похожим наприлавок магазина общества "Рыболов-спортсмен".Здесь были и бамбуковые удочки с краснымиперьевыми поплавками, и донки с колокольчиками, ижерлицы, и Сережкин складной спиннинг, ккоторому, правда, наши рыбаки-поплавочникиотносились с некоторым предубеждением. Если бына каждую из этих снастей попалось хотя бы поодной рыбе, мы бы и тогда не знали, куда ее девать.Но снасти не срабатывали, и наши рыбаки понуровозвращались с Бужи, стыдливо таща за собойнесколько мальков, которых можно было принять зарыб только с помощью сильно развитоговоображения.

Так продолжалось несколько дней, покаоднажды (дело было на озере Шагара) наши ребятаторжественно не притащили в лагерь свою первующуку. Лешка величественно нес ее за поводок, аСережка с Вадиком бережно поддерживали задлинный, остроугольный хвост. Щука удивленносмотрела на нас своими злыми глазами, как будтоспрашивая: "И как это меня угораздило попастьсяна ваш спиннинг?"

При выходе из Ивановского озера река Пра довольно узка. Здесь можно ловить рыбу прямо с мостков

Что уж там помогло нашим ребятам —"Рыболовный Календарь" Сабанеева, с которым онине расставались всю дорогу, или изменчиваямещерская погода, но после этого случаярыболовная фортуна явно сменила гнев на милость.

Рыбы на мещерских озерах оказалосьмного. Рано утром, пока лагерь мирно похрапывал впалатках, наши рыбаки отправлялись на рыбалку.Они устраивались где-нибудь возле осоки,привязывали лодку к кольям и забрасывали удочки.С этого мгновения для них ничего не существовало,кроме маленьких поплавков, неподвижно торчащихиз воды. Но вот один из них дрогнул, дернулся всторону и быстро юркнул в воду. Рывок, и на днелодки уже бьется упругий полосатый окунь. Ловитьокуней одно удовольствие — они дерзко топятпоплавок на дно, смело, без разбора хватаютнаживку. Плотва, наоборот, осторожна ипривередлива, точно разборчивая невеста. Онадолго обнюхивает червяка. деликатно пробует егогубами, стараясь стащить с крючка. Ну, а повадкищуки известны. Она охотно идет на живца — плотву,окуней и ершей и даже не брезгует своими болеемелкими сородичами. Ловить ее можно и спиннингом,и на дорожку, но лучше всего на кружки и жерлицы.

Когда мы плыли по озерам, то у осокивидели немало торчащих из воды колышков свисящими на них рогульками — этот вид рыбнойловли довольно широко распространен средиместных рыбаков. Так что если вы рассчитываетепровести свой отпуск на мещерских озерах,обязательно захватите с собой с десяток жерлиц исак для хранения живцов. Много щук вам не обещаем,но по две-три штуки в день вы будете иметьнаверняка — вполне достаточно, чтобы накормить ибольшую группу, чем наша.

Единственно, что сдерживало энтузиазмнаших рыбаков,—это отсутствие червей. На озерахчерви—лучшая наживка, но достать их там (как,впрочем, и на Пре) не менее трудно, чем хорошуюразборную байдарку в московских магазинах. Всухое и знойное лето червей не так-то легконакопать даже в тех редких деревеньках, которыевстречаются на пути. Как местные ребятишкикричали нам вдогонку: "Дяденька, дай крючочек",так и мы, завидев мальчишку, сидевшего с удочкойна берегу, выклянчивали у него "немножкочервячков". А когда это не удавалось, наши рыбаки,как коробейники, вытаскивали из своих рюкзаковнаборы крючков, поплавков и запасных лесок и,заискивающе поглядывая на счастливогообладателя банки червей, уговаривали егопроизвести взаимовыгодный для обеих сторонобмен.

Лески, крючки и поплавки высококотируются у местных ребятишек. Сколько раз,проезжая мимо маленьких рыболовов, сидевших судочками на берегах Пры, мы удивлялись ихдопотопным самодельным снастям. Длинноеореховое удилище, суровая нитка, пробковыйпоплавок и изогнутая вязальная спица вместокрючка — вот и вся нехитрая удочка. Но с помощьюэтой снасти они ловят таких больших язей иголавлей, что у наших ребят глаза разбегались отзависти.

Реки Пра и особенно Кадь, пожалуй,наиболее интересны для любителей рыбной ловли.Тихие, поросшие осокой заводи, упавшие в водудеревья, песчаные отмели, где в прогретой солнцемводе держится крупная плотва, глубокие омуты сощуками и окунями — ну как здесь не забитьсяазартному сердцу рыболова! На блесну хорошоловится жерех, в устье Пры — судак, на Крупногочервя и донку охотно берет лещ. Стерлядь и сом вПре очень редки, хотя раньше они водились здесь вбольшом количестве. Надо сказать, что сомызначительно хуже других рыб переносяткислородное Голодание, и поэтому их с каждымгодом все меньше и меньше становится в мещерскихводоемах. Однако работники Окского заповедникарассказывали, что весной после спада воды онинаходили на окских заливных лугах30—40-сантиметровые черепа крупных сомов. Этозначит, что в Оке, видимо, до сих пор водятсяогромные двухпудовые сомы до двух с половинойметров длины.

Как и на озерах, на Пре рыба тоже сильнострадает от заморов. Как правило, зимуют в рекетолько некоторые породы, наиболее устойчивые ккислородному голоданию. Большая часть рыбыосенью спускается вниз по реке в Оку, где ипережидает зиму в глубоких омутах. А весной рыбаснова начинает подниматься из Оки вверх по Пре ипо ее притокам — Кади и Белой. Здесь в теплойводе, в заводях, где много корма, и происходитнерест рыбы. А потом снова наступает осень, иснова она устремляется в Оку, чтобы весной опятьподняться вверх по Пре, подчиняясь великомузакону сохранения потомства.

На озерах и реке Пре на спиннинг хорошо берет щука

Больше всего наслаждения доставляланам ловля язей. Они охотно клевали на самыеразнообразные наживки: на червей, кузнечиков,тесто, кашу и, конечно, на хлеб. Чтобы он неразмокал в воде и плотно держался на крючке, мыдобавляли к нему немного ваты и катали небольшиеплотные шарики. Такую насадку нелегко стащить скрючка даже привередливой плотве. А если в этишарики добавить немного пахучих анисовых капель,то лучшей наживки для язей трудно и придумать.

Водятся они в тихих местах подкорягами и упавшими в реку деревьями. Еслинаклониться и посмотреть в воду, то видно, как онимедленно ходят возле дна, поблескивая своимизолотыми чешуйками. Клюют осторожно, но все-такидостаточно уверенно и сразу норовят утащитьпоплавок под корягу. Поэтому для ловли рыбы наПре или на ее притоке Кади нужно захватить ссобой побольше запасных снастей: зацепы и обрывыследуют один за другим.

Однажды — это было неподалеку откордона Красненького — мы остановились наночлег на небольшом мысочке. Пока дежурныеготовили ужин, Лешка с Владиком решилипорыбачить. Лешка залез на ствол огромной сосны,упавшей в воду, а Владик остался на берегу. Черезсекунду оттуда раздался его радостный крик:

— Вот это язь!

Смотреть язя сбежались все ребята.Даже боцман и тот пощупал его толстые желтоватыебока и милостиво кивнул головой:

— Хорош!

Лешка тоже хотел было посмотреть наязя, но в это время поплавок его удочки дернулсяраз, второй и стремительно юркнул под корягу.

Такого клева у нас еще не было. Ребятазакидывали удочку в крохотное окошечко чистойводы, ограниченное стволом дерева и сучком, и неуспевал поплавок проплыть по течению и половиныметра, как мгновенно нырял под корягу, и на береглетел здоровенный язь, тяжело шлепаясь к ногамнашего боцмана. За каких-нибудь полчаса Лешка сВладиком натаскали десятка полтора здоровенныхязей. Их разделывали тут же ни берегу и бросали насковородку. Семисот-восьмисот-граммовые язидовольно обычны для Пры и xopoшо идут на удочку.Встречается здесь и более крупная рыба — подва-три килограмма, но значительно реже.

...Шли дни, а с ними рос авторитет нашихрыбаков. Теперь мы действительно были заваленырыбой по самую макушку. Ели ее и на завтрак, и наобед, и на ужин. Ели во всех видах—и вареную, ижареную, и печеную. Боцман, скептическиотносившийся к рыболовным увлечениям нашихребят, наконец, смилостивился. Однажды он вынулсвою тетрадь и против графы "поступления отрыбной ловли" вместо большого вопросительногознака поставил жирную галочку: рыболовная статьяначала приносить доход.

Высокий берег реки. На пригорке столб стабличкой. На ней надпись: "Окскийгосударственный заповедник". Отсюда начинаютсявладения заповедника, в границах которого рекаПра течет более чем 50 километров. Темной стенойстоит по левому берегу заповедный лес. Хотявнешне он ничем не отличается от правобережного,но уже одно то, что к нему категорическизапрещается приставать, придает ему загадочный итаинственный вид. Нам почему-то кажется, что онвесь так и кишит лосями, пятнистыми оленями,медведями, волками и другой живностью. Идействительно, по ночам вокруг нашего лагеряраздавались какие-то непонятные звуки, слышалсятреск сучьев и всплески воды. Петя беспокойноворочался в палатке и уверял, что снаружи бродятцелые табуны голодных волков и медведей. Но этобыли не волки и не медведи. Утром недалеко отнаших палаток мы увидели лосиную тропу. Очевидно,ночью сохатые ходили по ней на водопой.

Близость заповедника чувствуется повсему: и по обилию бобровых погрызов на деревьях,и по следам выдры на песчаной отмели, и по хищномуполету коршуна в прозрачной безоблачной синеве.Он долго кружил над нашими лодками, сопровождаянас чуть ли не до самого Брыкина бора.

Чем ближе к Оке, тем все большепоявляется перелесков и лугов, а сосновый лессменяется дубравами и кудрявыми березовымирощами. Стрелка компаса в этих местах ведет себястранно. Она крутится на все стороны, и повременам нам кажется, что мы плывем в обратнуюсторону.

На одном из поворотов реки мыповстречали рыболова. Он сидел на берегу и ленивосмотрел на свои поплавки. Был полдень, и клевало,видимо, неважно.

— Далеко ли до Брыкина бора?—подъехав,спросили мы.

— А это как считать,—хитро сощурился он.

— Обыкновенно, на километры. Рыболовиронически хмыкнул:

— Так ведь разные бывают километры-то:по дороге одни, по воде другие. Ежели по дороге,так километров десять — больше не будет, а ежелипо воде, то двадцать с гаком наверняка наберется.

Есть у гидрографов такой научныйтермин — коэффициент извилистости реки. Этозначит во сколько раз длина русла реки по течениюбольше, чем расстояние по прямой. Так вот в этихместах коэффициент извилистости Пры достигаетдвух и даже больше. Короче говоря, один километрпо берегу равняется двум по воде. В пути мыразвлекались тем, что заставляли работать на насэтот самый коэффициент. Вылезешь на берег,пройдешь несколько десятков метров по лесу иляжешь под березу в ожидании, пока лодка обогнетогромную излучину и снова вернется к тебе, но ужес другой стороны.

Наш испытанный советчик идруг—топографическая карта Менде — на этот разничем не могла помочь. Даже беглого взгляда нанее было достаточно, чтобы понять, насколько непохожа теперешняя Пра на ту реку, что изображенана старой карте: не те извилины и заводи, не на томместе луга и леса и даже деревни и села как будтостоят не на том месте. Видно, не раз меняла Прасвое русло, не раз пробивала новую дорогу впесчаных берегах, чтобы через несколько летснова возвратиться обратно и снова начать всесначала.

Летом Пра сильно мелеет, и во многихместах ее без труда можно перейти вброд илипереехать на телеге. Но встречаются и глубокиеомуты, где, сколько ни ныряй, дна не достанешь.Спиннингистам здесь раздолье. Надо только умелобросать блесну вдоль травы и стараться не задетькоряг, которых здесь великое множество. Во всякомслучае работники заповедника, отправляясь послужебным делам из Брыкина бора на кордон Старый,который стоит на левом берегу Пры, всегдазахватывают с собой спиннинги и привозят обратнопо пять-шесть здоровенных щук.

Омуты и различные участки Пры впределах заповедника носят довольно любопытныеназвания: Мочи лово, Желтый брод, Чертопляс...Последнее название, видимо, связано с глубокимомутом, с быстрым течением и водоворотом, вкотором вода пляшет, словно черти. А маленькийпесчаный островок на Пре недалеко от Брыкинабора почему-то прозван работниками заповедникаАвстралией. Так и говорят: "Сегодня я еду вАвстралию" или "Черт бы побрал эту Австралию,опять там сел на мель".

В нижнем течении Пры во многих заводях встречаются заросли водяного ореха чилима. Вот одна из таких заводей возле кордона Красненького

В нижнем течении реки Пры очень многозаливов и заводей, заросших осокой, кувшинками иводяными орехами — чилимом. Впервые мы увиделиэто любопытное растение возле кордонаКрасненького. Пристали к нему, чтобы купитьмолока, да разговорились со словоохотливойлесничихой: о малине, ежевике, грибах и сенокосе.

— А орехов-то наших вы непробовали?—спохватилась вдруг лесничиха.

— Каких орехов?—удивились мы.

— Да водяных, они у нас еще чилимом илирогастыми называются.

Мы первый раз слышали о водяныхмещерских орехах и поэтому недоуменно пожалиплечами.

— Ну ладно, сейчас вам Тонька покажет,где они растут. Да только попозже вам надо было быприезжать, не поспели они еще.

Маленькая девочка с копнойсветло-русых волос повела нас к небольшомузаливчику, сплошь покрытому большимизеленоватыми листьями, внешне очень похожими насмородиновые. От листьев до самого дна рекитянулись длинные тонкие стебли. Если ихприподнять веслом, то под листьями на стеблеможно увидеть небольшие черноватые коробочки спятью шипами—рогами. Это и есть чилим. Поразмерам и вкусу он напоминает каштаны ипользуется довольно большой популярностью уместного населения. Осенью его набирают мешками,сушат и даже делают из него муку.

Чем ближе к Брыкину бору, тем все вышестановится правый берег реки. Песчаные холмыподступают прямо к воде, а вверх по ним,наперегонки с березами: и осинами карабкаютсястройные сосны. Потом березы отстают, не желаярасставаться с сырыми и низинными местами, асосны все бегут и бегут, пока не достигаютвершины и не замирают в гордом и одинокомбезмолвии. На холме в чудесном сосновом бору ираскинулся небольшой поселок, в которомнаходится управление Окского государственногозаповедника.

Брыкин бор поражает своей тишиной, исвоим воздухом, и своими соснами, и всем своиммилым и спокойным деревенским обликом сзадранными в небо колодезными журавлями, с мернопокачивающимися бадейками и старой деревяннойбочкой на поржавевшем пожарном тарантасе, припомощи которого, наверное, тушили пожары еще впрошлом веке. В дневные часы, когда сотрудникизаповедника расходятся на работу, поселоккажется вымершим: по песчаным дорогам бродятлишь стаи бесприютных гусей да глухо шумят сосныу берега Пры.

Вдоль оврага бежит дорожка, усыпаннаяхвоей и сосновыми шишками. Там, внизу, сквозьсосны блестит водная гладь реки, темнеют сырые имрачные яры, поросшие березняком и ольшаником.Народное предание гласит, что где-то здесь, в этихглухих местах, вдали от царских воевод иисправников, скрывался в свое время знаменитыйразбойник Брыкин со своими друзьями. И будто быне было ни прохода, ни проезда дворянам да купцамни по лесным дорогам, ни по реке Оке— везде ихнастигала справедливая кара неуловимыхразбойников.

По народной молве был Брыкинблагороден и справедлив. Раздавал отобранное убогатеев добро бедным крестьянам и оберегал ихот притеснений помещиков. Но будто бы напали наего след царские ищейки, и, скрываясь от них внепроходимых мещерских лесах, закопал он частьсокровищ где-то в этих местах. Эта легенда имела всвое время широкое распространение. Целымиартелями приезжали сюда кладоискатели в поискахбрыкинских сокровищ. Весь берег перерыли, но такничего и не нашли. Насколько правдива эталегенда, сказать трудно, но уже с незапамятныхвремен этот маленький поселок носит названиеБрыкин бор.

Однако, судя по всему, разбойник Брыкинбыл далеко не первым, кто поселился в этих местах.Археологи считают, что уже в железном веке берегреки Пры был обитаем. Об этом свидетельствуетгородище — поселение древних людей,обнаруженное возле поселка на песчаном холме.

Время обошло стороной эти глухиелесистые места. Только однажды над Брыкинымбором задымили заводские трубы, заработалимашины, загудел над Прой протяжный фабричныйгудок. Проворные бельгийские заводчики, пронюхавпро богатые залежи чистых кварцевых песков,открыли здесь стекольный заводРусско-бельгийского акционерного общества.Завод изготовлял фигурное и цветное стекло, и егопродукция пользовалась в свое время большойизвестностью. Но вскоре производство захирело.Отсутствие хороших дорог, глушь и отдаленностьот больших городов — все это делало продукциюстекольного завода нерентабельной. Незадолго доначала первой мировой войны он был закрыт. Толькоразвалины старых кирпичных построек, подземныхкладовых и стекловарен да груды осколковцветного стекла под соснами напоминают о некогдасуществовавшем здесь большом по тому временистекольном предприятии.

Мы живем в палатках, разбитых на правомберегу Пры. Мимо нас вверх по косогору бежитмаленькая юркая тропка. По ней никто не ходит.Только по вечерам со стороны поселка спускаласькакая-то женщина с охапкой ольховых ветвей заспиной. Она долго бродила по берегу реки иласково звала:

— Аида, Айк!

Потом грустно шла мимо нас обратно впоселок, неся на спине ольховые ветви. А мы слюбопытством смотрели ей вслед и гадали, что бывсе это могло значить. Так прошло два дня. А натретий на рассвете нас вдруг разбудил мелодичныйзвон колокольчика.

— Смотри, — прошептал Петя, толкнувЛешку в бок.

Слева от палатки шагах в десяти стоялидва молодых красавца лося. Огромные ветвистыерога, гордая осанка, стройные ноги. Ну, хоть прямона картинку. На шее одного из них висел маленькийколокольчик.

Они пугливо посматривали на Петю и наобъектив его фотоаппарата и настороженноприслушивались к непонятным им шорохам.

Вдруг сверху раздался знакомый голос:

— Аида, Айк!

И лоси, переборов страх инерешительность, медленно и осторожно побрели назов мимо наших палаток. Мы видели, как они подошлик женщине и доверчиво уткнулись в охапку свежихольховых побегов.

Позже мы узнали подробности этойтрогательной дружбы. Маленькими лосенками взялак себе Аиду и Айка местная библиотекарша ЛидияПавловна Петрова. Одного ей дали в заповеднике,другого принесли колхозники. Какой-то браконьерубил его мать, и маленький лосенок в поисках пищии убежища прибрел к колхозной молочной ферме ижалобно попросил молока. Айк и Аидавоспитывались у Лидии Павловны полтора года истали совсем ручными. Днем они стояли в стойле, ана ночь, переплыв реку, уходили в заповедные леса,чтобы рано утром снова возвратиться к своейхозяйке. Но, очевидно, испугались нашей шумнойкомпании и вот уже три дня пропадали в лесу. И всеэти три дня ждала их Лидия Павловна на берегу.

Мещера издавна отличалась богатствомживотного мира. "Было время, когда Рязанскийкрай, покрытый густыми лесами, славился вособенности пушным зверем", — писал в концепрошлого века один из исследователей Мещерскогокрая. В старину здесь в изобилии водились и лоси,и медведи, и лисицы, и кабаны. А бобровые гоны дабортные места были знаменитыми на всю Русь ислужили солидным источником доходов местныхкнязей и феодалов.

В грамоте, данной рязанским княземОлегом епископу Феогносту, говорилось: "...И вреке Истоке (приток Пры—А. П.) бобры били ижевлянена себя и на владыку..." Иван Грозный в одной изсвоих грамот приказывал владимирцам: "Ведатьэтим бобровникам мою великокняжескую службу,ловить им бобров, а что добудут бобров, возить ихшерстью в мою казну".

Но потом бобры были истреблены, и М.Баранович в 1860 году в своей книге о Рязанскойгубернии с грустью пишет об оскудении Мещеры, ополном уничтожении бобров и иных представителейживотного мира. Другой исследователь Мещеры, С.Воскресенский, через четверть века выскажетсяеще более определенно: "В настоящее время суничтожением лесов и хороших лугов Рязанскаягуберния разнообразием животных похвалиться неможет". Уже в начале X.IX века в Мещере не водилосьни бобров, ни других ценных пород зверей.

И кто знает, как бы дальше сложиласьсудьба животного мира Мещерской низменности,если бы не был в этих местах по решениюправительства организован Окскийгосударственный заповедник. Его работники ценойогромных усилий остановили неумолимопродолжавшийся процесс оскудевания Мещеры,акклиматизировали много ценных пород зверей,провели огромную работу по сохранению иразмножению мещерской флоры и фауны. И хочется отвсего сердца поблагодарить этих скромныхтружеников, которые летом и зимой, в зной и холод,в весеннюю распутицу и под леденящими порывамиосеннего ветра занимаются своим трудным! нотаким необходимым для всех нас делом.

Была возрождена и былая "бобровая"слава Мещеры. Привезенные сюда в 1937 году изВоронежского заповедника бобры под охранойзакона так расплодились, что в последние годыстало возможным не только отлавливать их дляперевозки в другие районы страны, но и начатьнормированную добычу бобровых шкурок.

В зубровом питомнике Окского заповедника

Бобры — животное ночное и пугливое. Иувидеть их довольно трудно. Помню, как однажды мывсю ночь просидели возле бобровой норы и дажевидели, как бобер, ловко руля хвостом, плыл сдругой стороны озера с прутиком во рту. Но стоилокому-то из нас неосторожно кашлянуть, как оннырнул в воду, а где-то рядом с нами со страшнымшумом плюхнулось в реку другое животное.

И все-таки однажды нам повезло. Этобыло совсем недалеко от заповедника. Мыпроплывали по Пре мимо какой-то заводи, как вдругуслышали на берегу собачий лай. Подплыли ближе.Видим, стоит лодка, в ней какие-то клетки, а дальшеу воды копошатся люди. А на берегу разъяреннаясобака обеими лапами разгребает нору. Это былибоброловы из заповедника.

Бобры всегда копают себе норы с такимрасчетом, чтобы вход в них находился целиком подводой. Чтобы попасть в свое "жилое помещение",бобер ныряет в воду, входит в нору и по подземнымкоридорам поднимается в свою "комнату". Онарасполагается выше уровня воды, обычно подкорнями какого-нибудь дерева. Вот этими-то"инженерными" особенностями бобровых нор ипользуются боброловы. С помощью специальнообученных для этого дела собак ловцы отыскиваютбобровую нору и к ее выходу подставляютспециальную, похожую на вершу проволочнуюловушку. Затем со стороны берега подпускаетсясобака. Она с лаем разрывает нору и выгоняет изнее бобра прямо в клетку.

И вот он сидит перед нами, забившись вугол клетки, и испуганно моргает своимималенькими подслеповатыми глазками. Хотя онтолько что вытащен из воды, по ворс егознаменитого меха совершенно сухой. Только нашироком чешуйчатом хвосте блестят на солнцекапельки воды. Через несколько дней этого бобравместе с другими его сородичами погрузят насамолет и отправят в какой-нибудь заповедникстраны. Теперь сама Мещера помогает различнымуголкам нашей родины возрождать былую"бобровую" славу наших лесов, рек и озер.

Брыкин бор славится не только своимисоснами и своей тишиной. Он славится еще и музеем,который всегда вызывает большой интерес утуристов. Музей этот необычный, хотя бы потому,что очень мало похож на музей. В нем нетторжественной тишины и солидных служителей, иего двери нечасто запираются на замок.

Вот под окном зашумела машина. Шофервыключил мотор и загромыхал сапогами поступенькам. Разве можно проехать мимо и непобывать в этом удивительном музее? Выходитоттуда и в изумлении мнет в руках кепку: "Вот этода!..".

Тихонько, точно полевая мышь, пискнуладверь, и в щелку осторожно просунулись двевзлохмаченные детские головы. Ребята несмелопереступают порог и тут же испуганнопятятся назад. Слышу, как один шепчет другому: "Аон не укусит?"—"Да нет, ведь это чучело", —отвечает другой, но тоже делает шаг к двери. Изтемного угла вслед им зловеще поблескивают дваогромных волчьих глаза.

Наверное, в этом-то и состоит основноедостоинство музея. Переступаешь его порог исразу же попадаешь в сказочный мир зверей и птиц.Они смотрят внимательно и выжидающе, как будтоготовые при первой же опасности дать стрекача искрыться в лесной чаще. Поэтому и стараешьсяходить по залам на цыпочках, чтобы ненароком невспугнуть токующую на поляне тетерку илиглухаря, поющего на вечерней зорьке своюсвадебную песню.

У лесного зверья есть свои законы исвои повадки. Трусливо прижал уши заяц-беляк:слишком уж он поспешил сменить свою серую летнююшкурку на зимнюю — белую и теперь кажетсядовольно беззащитным на этой лесной, еще непокрытой снегом поляне. По-хозяйски ступает полесу бурый медведь. Прислушайтесь, и вы услышите,как трещат сучья под его тяжелыми лапами и сглухим стуком падают с сосен шишки прямо намуравейник, привалившийся к дереву. У маленькогоозерка пугливо застыл бобер, погрузив в воду свойширокий, как руль, хвост. Беспечно прыгают с веткина ветку красавцы горностаи. А где-то там, вглубоком речном омуте, плывет здоровеннаяметровая щука и сом лениво шевелит своими усами.

В этих небольших залах собраны все илипочти все виды животных и большинство видов птиц,населяющих Мещерскую низменность. А ведь ихнемало. Одних только птиц в заповедникенасчитывается более двухсот видов, а зверей —около сорока. Но поражает даже не обилиеэкспонатов, а их великолепное, можно дажесказать, поэтичное оформление. Это потаенныеуголки живой среднерусской природы, каким-точудом перенесенные прямо из леса или поля вмузейные залы.

Наверное, поэтому с каждым годом всебольше друзей становится у музея. Сюда приходятколхозники и студенты, туристы и детвора изсоседних сел, научные работники и охотоведы.Приезжают из разных мест и городов: Москвы иРязани, Горького и Минска, Таллина и Ленинграда,Севастополя и Саратова, Архангельска иМурманска... И оставляют в книге отзывоввосторженные записи: "Это прекрасно! Какаякрасота! Какой труд! Фантазия!", "Ничегоподобного видеть не приходилось!", "Оченьтронула встреча с человеком, так преданнымсвоему делу", "Хорошо, что живут среди нас такиезамечательные энтузиасты!"

Это все о нем — о бессменномзаведующем музеем, о его создателе иорганизаторе, о его золотых руках, сотворившихвсе эти чудеса,—о Владимире АлександровичеКорсакове.

Разные бывают на свете люди. Одни тихоотсиживают на работе положенные часы, словноотбывая скучную и неприятную повинность. Другиетак увлекаются своим делом, что забывают про всена свете — и про сон, и про еду, и про время. Отаких говорят: "фанатик", "одержимый" или просто:"чудак". Вот к такому славному племениувлеченных и одержимых и принадлежит ВладимирАлександрович.

Мы очень любим вспоминать о нашихнародных умельцах, которые творили чудеса, делаяудивительные по красоте и изяществу вещи. И,конечно, не преминем воспользоваться случаем,чтобы напомнить о знаменитом лесковском Левше,который блоху подковал. Но почему-то все это нампредставляется в прошлом — и ремесла, и умельцы,и талантливые самородки. Но во перед нами сидит,так сказать, живой умелец, которого иначе каксамородком и не назовешь, настолько npирода щедронаградила его самыми разнообразными талантами:он и отличный охотник, и тонкий биолог, ивеликолепный знаток природы, и вдумчивыйхудожник... Не так уж все это мало для человека,успевшего окончить в своем родном селе всеголишь четыре класса начальной школы!

Он ведет нас по музею, как по лесу, инеобыкновенно просто, увлекательно, как о своихстарых знакомый рассказывает об этихудивительно живых и всамделишных животных,которых и экспонатами как-то неловко называть. Укаждого из них своя, особая история.

Вон там в углу комнаты среди берез иосин застыл огромный волк — вожак стаи. Со всехсторон он уж обложен разноцветными флажками.Хищный оскал пасти, злые огоньки глаз, готовая кпрыжку фигура — о уже загнан в ловушку, но ещенадеется из нее выбраться, как выбирался многораз до этого.

С этим серым охотникам пришлось немалоповозиться: матерый был волк, осторожный. Возлесвоего логова никогда не разбойничал. Если уж инападал, то только на отдаленную деревню, вдалиот своего жилья. Но зато и хлопот колхозникампричинял немало. За одну ночь вместе со своейстаей задирал по тридцать — сорок телят. Вообще вто время — дело было в 1954 году — волков взаповеднике развелось немало. А тут ещепятнистых оленей завезли. Boт тогда и решено былоистребить всех волков. Этот был последним.

— Как сейчас помню, — вышел он из леса,осмотрелся и махнул через флажки. Прицелился я ивыстрелил. Потом нашли в его шкуре немало дробида осколков от картечи. Стреляная была бестия!

А вот еще один стенд. И тоже целая история.

Возвращался как-то ВладимирАлександрович с охоты. Зимой это было,смеркалось. Видит, впереди на дороге два желтыхогонька горят. Подходит ближе — огромный филинвонзил в зайца-беляка свои цепкие когти, дажекрылья опустить не успел. А заяц, распластавшисьна дороге и предчувствуя гибель, судорожноцарапал лапами снег. Грянул выстрел, и дробьхлестнула по желтым огонькам. Не пришлось филинуполакомиться зайчатиной. А чучело егоперекочевало на стенд музея. И снова сидит он назимней дороге, грозно подняв свои крылья и вонзивкогти в умирающего зайца. И снова в вечернихсумерках поблескивают два желтых зловещихогонька.

У небольшой застекленной витриныВладимир Александрович останавливается.Улыбается, весело поглядывая на нас.

— Ну, а с этим кабаном совсемлюбопытная история приключилась. Повадился онходить в гости на свиноферму. Все бы ничего, давесной, к удивлению колхозных свинарей, чуть лине половину приплода составили кабанята сострыми мордочками и черными, как у зебр,полосками на поджарых боках. Одного такогогибрида и подарили колхозники нашему музею.

И так чуть ли не о каждом экспонате,которых тут собраны десятки, а то и сотни.Владимир Александрович ходит по этомусказочному миру, населенному зверями и птицами,как добрый волшебник. Взмах указательнойпалочки, тихий щелчок выключателя, и перед тобойоткрываются удивительные картины живой природы:рысь, осторожно крадущаяся по стволу упавшегодерева, лоси на фоне осеннего леса, черный аист,сидящий в настоящем аистином гнезде. Наверное,надо очень хорошо знать и любить природу, чтобызаставить жить ее второй своей жизнью — намузейных стендах.

Откуда началась эта любовь к природе,он и сам не помнит. Наверное, с детства. Жили онитогда в деревне, на берегу небольшой речки. Аинтересна эта речка была тем, что находили ребятана ее дне разноцветные камешки — синие, зеленые,красные. Если их потереть, то получалась отличнаякраска. Ею он и нарисовал свой первый рисунок.Потом пробовал лепить из разноцветной глиныразных птиц. Для пущей важности обкладывал кусокглины перьями—птица получалась мохнатая,нахохлившаяся, совсем как настоящая.

Владимир Александрович Корсаков. Это о нем в книге отзывов музея заповедника написано:"таких мастеров я еще не видывал..."

До сих пор помнит свою первую охоту:как выбежал без шубы на улицу и, схвативотцовское ружье, бросился вдогонку за зайцем,ошалело проскакавшим по деревенской улице. Когдаподстрелил—не поверил своим глазам. С тех порохота на зайцев да еще на вальдшнепов — его самаялюбимая. Об охоте может говорить с увлечениеммного часов подряд. Глаза загораются азартнымблеском, на щеках проступает румянец. Истановится он похож на того самого деревенскогомальчишку, который первый раз в своей жизниувидел на снегу цепочку заячьих следов.

Владимир Александрович тонкочувствует природу, ее красоту и поэзию. Наверное,он мог бы стать поэтом, а может быть, художником.Посмотрите на мастерски нарисованные маслом игуашью фоны его композиций, и вы поймете: передвами действительно способнейшийхудожник-пейзажист. Низко нависшие хмурыеоблака, избушка на косогоре, деревья соблетевшими листьями; сосны и ели снахлобученными снеговыми шапками; лесная полянас проталинами, в которых отражается заходящеесолнце; поле и река со стогами убранного сена;косяк журавлей в темнеющем небе... Если все этифоны развернуть и склеить в один холст, получитсягромадное полотно вечно меняющейся, тосумрачной, то веселой, то суровой, то нежноймещерской природы, увиденной наблюдательным илюбящим глазом мещерского следопыта.

По-разному складываются судьбы людей.Жизненный путь одних крив и извилист, у другихпохож на прямую и широкую просеку, по которойможно долго-долго идти, не сбиваясь с пути.Владимир Александрович, наверное, смог бы статьбиологом или натуралистом. А стал мастером поизготовлению чучел. Есть такая редкая профессия,которая требует от человека многих талантов икоторая дается только тем, кто беззаветно любитприроду, животных и свою трудную, ноувлекательную работу.

Так, с 1937 года Владимир Александрович иработает в музее Окского заповедника. Отсюдаушел в армию, где был шофером на "катюшах". Апотом снова вернулся в родные края. Звали его вдругие, более теплые места—не поехал.Уговаривали устроиться на работу шофером ("начучела-то больно не проживешь")— не устроился.Вот так уж больше четверти века и работает вмаленькой комнатушке, заваленной инструментами,чучелами, эскизами новых экспозиций, банками сзаспиртованными змеями.

Сначала не все получалось. И шкуру сживотных не так снимал, и каркас не так мастерил,и поза у чучел получалась неестественной. Стоят,как истуканы, и нет в них ни жизни, ни природнойкрасоты. Тогда шел за помощью к заместителюдиректора заповедника по научной частиВладимиру Порфирьевичу Теплову, у которогохранилась великолепная коллекция открытокживотных и птиц. Подолгу рассматривал их,советовался или брал бинокль и забирался вглухую лесную чащу, где часами лежал в кустах,наблюдая за повадками своих будущих экспонатов.

— Самое главное —хотеть сделать то,что ты задумал, и не отступать при первой неудаче.Иначе грош тебе цена.— Это его слова.

Потом научился так мастерить чучела,что к нему, стали приезжать на выучку молодыепрепараторы из других заповедников. Но и тогда непропал вкус и интерес к работе.

— Хочется, чтобы каждое чучело было,как живое, и чтобы каждое новое было лучшепрежнего. Иначе неинтересно работать!—Это тожеего слова.

Владимир Александрович приоткрыл окнои посмотрел вверх. Там, в густо-синем небепрочерчивал свои невидимые круги коршун.

— Вот так увидишь птицу, стоишь,запрокинув голову, и любуешься ее красотой. Ахочется, чтобы и другие на нее тоже посмотрели,тоже полюбовались.

Сейчас Владимир Александрович всемипризнанный мастер своего дела. Его экспонатывыставляются в музеях и на международныхвыставках.

Крупные ученые-биологи считают егосвоим. Дарят научные труды с надписями:"Уважаемому коллеге". Художники-анималистыудивляются его пейзажам, а охотники—меткомуглазу и знанию повадок зверей.

Вот такой он и есть на самом деле:охотник, натуралист, художник, потому что большевсего на свете любит природу, животных, своихчучел и свой музей.

Что такое родина? Наверное, это дом, вкотором живешь, труд, который приносит людямпользу, земля, по которой ходишь. Но вот уезжаешьиз своего родного дома, забираешься в самыеглухие и отдаленные места, где нет ни твоейработы, ни людей, с которыми привык жить,—однилеса, озера да поля с копнами скошенного сена, итебе не кажется, что все это чужое, не имеющее ктебе никакого отношения. Бесконечно дороги ибескрайние поля желтеющей ржи, и белоствольныеберезки на берегу речки, и даже деревяннаяцерковка, чудом уцелевшая на вершине холма.Потому что все это и есть твоя родина, и нет длятебя ничего дороже, чем ходить по ее земле идышать ее воздухом.

Но любить свою землю — это не значиттолько восхищаться ее красотой, любоваться ееприродой и ее памятниками. Любить — значитберечь, значит по-хозяйски относиться к тому, чтодарит нам природа и что оставили нам, как память осебе, предшествующие поколения.

С каждым годом растет поток туристов,приезжающих в Мещеру, все больше лодок бороздятее озера и реки. И это хорошо. Но появляютсяиногда на туристских тропах и "дикари" в модныхкуртках и пестрых ковбойках, которых никак неназовешь настоящими туристами.

Однажды — это было на Клепиковскихозерах — и мы познакомились с "деятельностью"таких "туристов". Мы сидели на берегу у рыбацкогокостра и смотрели, как медленно угасает день. Созера порывами дул теплый ветерок. Он внезапноналетал на костер и взметал в воздух яркие языкипламени. На поляне становилось светло.

— А ведь раньше здесь была роща, —задумчиво сказал старик рыбак и как-то страннопосмотрел на нас.

— И куда же она делась?—удивились мы.

— Куда? А разве не видите?

Только теперь мы заметили пни от сосен,распиленные бревна, кругляки, служившие,очевидно, стульями, кучи лапника от молоденькихелочек и в беспорядке разбросанные колья и мусор.И нам стало стыдно. Стыдно за этих горе-туристов,которым наплевать на землю, по которой они ходят,которые равнодушны к ее красоте.

К сожалению, это далеко неединственный случай. Лесные поляны, вытоптанныетуристами, опаленные кострищами берега,порубленные деревья, осколки бутылок подвоспетыми Есениным кудрявыми березками — покаеще не редкость на берегах мещерских рек и озер.Это звучит парадоксально, но те люди, которые,казалось бы, должны особенно бережно и любовноотноситься к природе, иногда сами же портят ее, недумая ни о ее красоте, ни о том, что эта красотапринадлежит не только им одним, но и всем другимлюдям, которые пойдут по этим местам после них.

Каждый раз, когда мы путешествуем поПре, мы разбиваем свою палатку на так называемой"кипарисовой поляне". Это очень своеобразное икрасивое место. На этой поляне растеторигинальное растение — можжевельник, кустыкоторого возвышаются над лугом, как стройныемолодые кипарисы, устремив в небо своиостроконечные вершины. Казалось, они будутстоять так вечно. В прошлом году мы сновапроезжали мимо "кипарисовой поляны".Остановились, чтобы посмотреть на ее основнуюдостопримечательность — громадный кустможжевельника, издали похожего на шпиль древнегоготического собора. Подошли и замерли: "кипарис"исчез. Не стало его веселой зеленой кроны, егокрасивых, вытянутых вверх ветвей, не сталопрохладной тени, в которой туристы отдыхают отполуденной жары. Перед нами стоял жалкийобгоревший куст, высохший и желтый. Его уродливыезакопченные ветви, словно руки женщины, вбессильной мольбе были заломлены вверх. Но тем,кто сделал свое черное дело, было наплевать наэти мольбы, Они разожгли костер прямо под"кипарисом", и Он запылал как свечка, в последнийраз освещая "кипарисовую поляну".

Привал на берегу реки Кадь

Трудно сказать, кто этосделал—туристы, а может, кто-либо из местных"шутников". Но кто бы они ни были, они совершилипреступление против мещерской природы, противкрасавицы Пры, против туристов, против всех нас. Итрудно найти им оправдание.

И реки, и озера, и леса — все это нашибогатства, к которым каждый должен относиться,как рачительный хозяин. Нельзя по-настоящемулюбить нашу землю и браконьерствовать в ее лесах,захламлять туристские тропы, вырубать сосновыерощи. На нашей земле много прекрасных мест, и мыдолжны сохранить их не только для себя, но и длянаших детей и внуков, для последующих поколений.

И зависит это не только от однихтуристов. Мы видели, как рыбаки из родного селаЕсенина — Константинове выбрасывали в Окутолько что пойманную рыбу: ее нельзя было есть,она пахла бензином. Об этом уже много писали иговорили, но Воскресенский химический комбинатдо сих пор продолжает спускать в Оку отходыпроизводства. И рыба травится и плывет по воде,перевернувшись кверху брюхом. Как найти этомуоправдание?

Нет у человека большего недостатка,чем равнодушие, полное безразличие к земле, покоторой он ходит и на которой живет. Равнодушныйможет пройти мимо горящего "кипариса", он неостановит браконьера, убившего в заповедном лесулося, не станет протестовать при виде того, какгоре-туристы рубят сосны для костра. И у него незаговорит советь при виде плывущей по водеотравленной им рыбы... Наверное, есть в этомкакая-то косность и бедность души, которые идутот воспитания человека, от узости его духовногомира.

Свой поход мы закончили в Брыкиномбору. А оттуда на попутной машине доехали до селаЛакаш. На окраине села шофер затормозил:

— Вам куда? В Ижевское—на пристань или на нашаэродром?

— Какой аэродром?—не понимаем мы.

— Ну, известно какой—наш, Лакашинский.Вон туда уже бабы спешат. Они теперь и на рынок вРязань не иначе как на самолете летают: быстро иудобно.

Мы покупаем билеты и с трудомпротискиваемся в кабину самолета. Рядом с нами налавочках буднично сидят пожилые колхозницы,загородив проход бидонами с молоком, о чем-товесело щебечут маленькие девчушки в цветныхсарафанах, чинно ведут разговор о сенокосебородатые старики. Просто и буднично! И это вМещере, где не так уж давно лошадь с телегой былиединственным и самым распространенным видомтранспорта.

Маленький биплан ловко разбежался поскошенному полю и взмыл в воздух. Прощай Пра,прощай Мещерская сторона! Самолет плавноразвернулся и взял курс на Рязань. А мы прильнулик иллюминаторам и все смотрели, смотрели на этибескрайние мещерские леса, луга и болота,изрезанные, словно морщинами, запутанной сеткоймалых и больших речушек. Под крыльями проплывалитемно-зеленые ели, ощетинившиеся пиками своихверхушек, стога сена, как наперстки, разбросанныепо зеленой скатерти лугов, тонкие кружеватропинок и дорог, а где-то там, на горизонте, вполуденном мареве висели плотные клубы черногодыма: горело торфяное болото.

Это было не волшебное стеклышко изстарой народной притчи, а обыкновенноеплексигласовое авиационное стекло, но нам всеравно казалось, что нет краше уголка на свете, чемэти лесные и озерные места, глухие речушки,золотистые песчаные плесы и прозрачные сосновыеборы. И вспомнилось нам одно старинное мещерскоепредание—о родниковом волшебном ключе,затерявшемся в бескрайних мещерских лесах. Ключэтот, как говорит предание, завороженный инаходится неведомо где, в чащобе да болотах. Ноесли кто отыщет его и напьется из него воды, товсе его желания исполнятся, все будет так, как онзахочет. Мы вспоминаем мещерские леса, стога сенана берегу Оки, осушенные болота, на которых гудятмашины, обновленные поселки и деревни, колхозныестада на лугах, и думается нам, что мещеряки нашлитакой ключ. Только таился он не в волшебном,таинственном роднике и не за тридевять земель, ав них самих, в их счастливом и свободном труде, вих умелых и талантливых руках, неузнаваемоизменивших весь облик Мещерского края.

Сколько еще таких волшебных уголков внашей стране? Десятки, сотни, тысячи? А может, онинаходятся рядом и мы порой равнодушно проходиммимо, не замечая их истинной красоты? Давайтевзглянем на них пристальнее, проникнем в ихтайны, узнаем то, чего не знают другие, — и тогданам откроется многое из того, чего раньше мыпросто не замечали...

Мы смотрим на быстро удаляющуюсякромку леса, на паутину дорог, расходящихся вразные стороны, на. красный диск солнца,повисшего над горизонтом, и невольновспоминаются замечательные слова Паустовского,сказанные им о Мещерской стороне: "На первыйвзгляд это тихая и немудрая земля под неяркимнебом. Но чем больше узнаешь ее, тем все больше,почти до боли в сердце, начинаешь любить этуобыкновенную землю. И если придется защищатьсвою страну, то где-то в глубине сердца я будузнать, что защищаю и этот клочок земли, научившийменя видеть и понимать прекрасное, как быневзрачно на вид оно ни было,--этот леснойзадумчивый край, любовь к которому не забудется,как никогда не забывается первая любовь".

География Рязанской Мещеры

Самая значительная по площади иосвоенная в туристском отношении часть Мещеры —Рязанская. Она включает в себя четыре районаРязанской области: Рязанский, Клепиковский,Спасский и Касимовский, — расположенных к северуот Оки. Ее площадь 8,7 тысячи квадратныхкилометров — 23,5 процента территории Рязанскойобласти. Более половины лесной площади занимаютсосновые боры. Много торфяных болот — около 7,5процента всей территории. Луга занимают пятуючасть Рязанской Мещеры.

Реки мелкие. Наиболее крупные из них —Пра, впадающая в Оку, и Гусь с притоками Куршей иНармой. На северо-западе обширный район занимаеттак называемая Озерная Мещера. Основные полезныеископаемые—торф (свыше миллиона кубометров),глины, железная руда и чистые кварцевые пески.

Климат умеренно-континентальный.Самый холодный месяц—январь (его средняятемпература от минус 10,7 градуса на юге до минус11,5 градуса на северо-востоке). Самый теплыймесяц—июль (19,6 градуса тепла на юге и 18,8 градусана северо-востоке). В Рязани в среднем за годвыпадает 487 миллиметров осадков. Лучшее время длялетних путешествий — июнь — август. Но бываеточень тепло и в сентябре.

Как проехать в Мещеру

В Рязанскую Мещеру, о которойрассказывается в книге, можно попасть различнымипутями. Из Рязани—автобусом до Солотчи и дальшедо Клепиков, Тумы или Касимова; катером — по рекеОке и старицам до пристани Солотчинской турбазы;пароход по Оке – до Ижевского, Кочемар илиКасимова. Из Москвы – автобусом от Казанскоговокзала до Касимово (через Клепики и Туму);поездом с Казанского вокзала до станции Тасино.Из Владимира - по железной дороге до станции Тумаи дальшее на автобусе до Клепиков или Касимова.

Район туристских путешествий по Рязанской Мещере

Рязань связана с различными районамиМещеры автомобильным и авиасообщением.Грузотакси ходят из Рязани до Бельского, Деулина,Кидусова, Городного; самолеты — до Касимова,Лакаша, Ижевского, Бельского.

Туристские базы

Рязанский областной совет по туризму(г. Рязань, Первомайский пр., 41, тел. 7-41-08)располагает двумя действующими туристскимибазами — Солотчинской и Клепиковской. Обе онирасположены вдоль шоссейной дороги Рязань —Клепики и связаны с Рязанью автомобильнымсообщением.

Солотчинекая туристская база — перваятуристская база, созданная в Мещере(организована в 1959 году). Она расположена наокраине поселка Солотча в сосновом бору, вкилометре от старицы Оки. Приезжающие сюдатуристы живут в уютных коттеджах или утепленныхпалатках с деревянным полом. К их услугамстоловая, туркабинет, где всегда можно получитьквалифицированную консультацию по маршруту,лодочная станция на старице Оки, библиотека, душ,танцплощадка. База работает круглый год.

Солотчинская турбаза — это туристскийцентр Рязанской Мещеры. Вместе со своим филиалом— Клепиковской базой — она обслуживает триплановых маршрута: 158, 233 и 312с.

Почта, телеграф и междугородныйтелефон находятся в поселке Солотча в 3километрах от турбазы. Почтовый и телеграфныйадрес турбазы: Солотча, Рязанской области,турбаза. Телефон: Солотча, 3-85.

Клепиковская туристская база—филиалСолотчинской туристской базы. Находится возледеревни Павлушкино, на берегу реки Пры, в 2километрах от города Клепики. Вокруг турбазы —сосновый бор, спускающийся к реке. На базеимеется деревянный дом для жилья, палаточныйгородок, туркабинет, камера хранения, лодочнаястанция, газовые плиты для приготовления пищи.Отсюда туристы отправляются в путешествия поКлепиковским озерам (маршрут № 312с) и вниз по рекеПре (маршрут № 233). База работает только летом.

Мещерское озерное кольцо

Из Москвы и Рязани до базы можнодоехать автобусом до города Клепики; по железнойдороге—до станции Тума и далее автобусом доКлепиков.

Почта, телефон и телеграф — в городеКлепики. Почтовый и телеграфный адрес турбазы:Клепики, Рязанской области, турбаза. Телефон:Клепики, турбаза.

В настоящее время Рязанский областнойсовет по туризму ведет строительство еще двухтуристских баз: "Елочка" на реке Оке, в 30километрах ниже г. Касимова, и "Брыкин бор" —недалеко от управления Окского государственногозаповедника. Строительство этих баз планируетсязакончить в 1967 году.

Маршруты туристских походов

По Мещерскому краю разработаныследующие плановые туристские маршруты:

Маршрут № 233. Турбаза Солотча 3 дня —лодочный поход по реке Пре 13 дней — катером пореке Оке до Рязани 1 день—турбаза Солотча 3 дня(см. схему "Район туристских путешествий поРязанской Мещере").

Общая протяженность маршрута — около560 километров. Продолжительность — 20 дней.Стоимость путевки — 60 рублей.

Маршрут № 158. За время нахождения наСолотчинской турбазе туристы по своему желаниюмогут совершить один из следующих походов.

Водные: по реке Оке и ее старицам(протяженность — 45 километров,продолжительность — 3— 4 дня); на родину СергеяЕсенина (протяженность— 75 километров,продолжительность—4—5 дней); по реке Оке догорода Белоомут (протяженность — 155 километров,продолжительность—8—10 дней).

Пешеходные: на родину Сергея Есенина(протяженность — 35 километров,продолжительность — 2 дня); на озера—Черное,Сегденское, Ласковское, Урженское (протяженность— 46 километров, продолжительность—3 дня); вОкский государственный заповедник(протяженность — 160 километров,продолжительность — 10 дней).

Из всех маршрутов наибольший интереспредставляет водное путешествие на родинуСергея Есенина— село Константинове. Маршрутпроходит по живописным старицам Оки, мимо селаНовоселки — родины выдающихся певцов — братьевГригория Степановича и Александра СтепановичаПироговых, через село Кузьминское, известноесвоей колхозной гидроэлектростанцией и шлюзом,построенным еще в 1911 году. Туристы побывают вДоме-музее С. Есенина в Константинове,познакомятся на обратном пути с интереснейшимпамятником архитектуры XVII века—Богословскиммонастырем, расположенным в Пощупове (на берегуОки).

Время пребывания на Солотчинскойтурбазе — 10 дней, стоимость путевки — 28 рублей.

Маршрут № 312 (самодеятельный). Этотмаршрут носит название "Мещерское озерноекольцо". Его своеобразие заключается в том, чтоодну его половину туристы проходят по реке Пре иозерам против течения, а другую вниз по течению,знакомясь со всеми участками озерного края:турбаза Клепики—река Пра— озероМартыново—озеро Ивановское—озероВеликое—озеро Дубовое—озеро Святое—озероДубовое—Мещерский бор—река Ялма—озероСокорево — турбаза Клепики (см. схему "Мещерскоеозерное кольцо").

Протяженность маршрута—170 километров,продолжительность—10 дней. Стоимость путевки— 25рублей. За дополнительную плату туристы могутприобрести напрокат штормовку и спальный мешок.

После окончания строительства двухтуристских баз — "Елочка" и "Брыкин бор" — будутоткрыты четыре новых водных десятидневныхплановых маршрута:

по рекам Оке и Гусь, протяженностью 140километров (турбаза "Елочка" — река Ока —Мальцеве — Касимов — Телебукино — Гусь Железный— турбаза);

по рекам Оке и Мокше, протяженностьюсвыше 140 километров (турбаза "Елочка"—рекаМокша— Юрьево—Азеево—река Ока—турбаза);

по реке Оке через Окско-Цнинский вал,протяженностью около 170 километров (турбаза"Елочка" — река Ока—устье реки Пры—турбаза"Брыкин бор" — Кочемары — Касимов — Мальцево —турбаза);

Касимовский, протяженностью свыше 80 километров(турбаза "Елочка"—река Ока—Мальцево—Касимов —Ананьино — турбаза).

Кроме плановых, по Рязанскому краю проложенонемало водных, водно-пешеходных, пеших и лыжныхсамодеятельных маршрутов.

Водные маршруты:

станция Тасино — река Бужа — Клепиковскиеозера — город Клепики — река Пра — Брыкин бор —Кочемары;

по рекам Ермишь, Мокше и Оке.

Пешеходные маршруты:

город Тума — река Нарма — Гусь Железный — рекаГусь—река Ока—Брыкин бор—Солотча;

Солотча — Борисково — Бельское — Брыкин бор;

Солотча—Кельцы—Ольгино — Гришине — Клепики;

Брыкин бор — Кочемары — Ламша — Клетино —Касимов;

Клепики — Ушмор — озеро Ивановское —Дунино — Тюково — Пилево — Рязань;

станция Колокша (на ж. д. Москва — Владимир) —Уршель — Клепики — Деулино — Солотча;

Клепики — Дунино — Аристове — Кулаково —Черусти.

Смешанные маршруты:

Солотча — озеро Ласковское — река Пра— Брыкин бор—река Ока—Рязань;

Тума — Голованова дача — река Кадь —река Пра — Брыкин бор.

Московские туристы могутпознакомиться с описаниями некоторых из этихмаршрутов по отчетам о туристских походах,хранящимся в библиотеке городского клубатуристов (Садово-Кудринская, 4).

Что читать о Мещере

В. Митин, Ф. Фулин. Рязань — Солотча —Клепики — Тума (путеводитель). Рязань, 1960.

С. Титов -3аокский. По Оке(путеводитель). Рязань, 1959.

Г. Державин, Д. Солодовников, Е. Яблоков.Поездка в Солотчу (путеводитель). Рязань, 1930.

И. Дворов. Рязань.Экономо-географический очерк. Рязань, 1961.

А. Л. Монгайт. Рязанская земля. М., 1961.

Историко-краеведческий сборник.Рязань, 1961.

Рязанский краеведческий музей.Краеведческие записки. Рязань, 1959.

Знатные рязанцы. Сборник. Рязань, 1959.

Л. Ю. Зыкова. Окский государственныйзаповедник. М. 1965.

Н. П. Милонов. К изучениюархеологических памятников и истории сел игородов на территории Рязанской области. Рязань,1949.

М. Баранович. Материалы для географии истатистики России. Рязанская губерния. СПБ, 1860.

С. Воскресенский. Учебный курсгеографии Рязанской губернии. Рязань, 1885.

Россия. Полное географическоеописание нашего отечества. Настольная и дорожнаякнига для русских людей под редакцией В. П.Семенова [Тян-Шанского], т. II, СПБ, 1902.

А. Куприн. Собрание сочинений в шеститомах. М., 1958 (рассказы "Болото"—том 3 и"Мелюзга"— том 4).

С. Есенин. Собрание сочинений в пяти томах. М.,1962.

К. Паустовский. Собрание сочинений вшести томах. М., 1958 (рассказы "Мещерская сторона","Ночь в Октябре", цикл "Летние дни", "Кордон 273","Жильцы старого дома", "Старый челн","Стекольный мастер" и другие).

Карты:

1. Атлас Рязанской области. М., 1965.

2. Карта Подмосковья (охотничья). М., 1956.

3. Карта Рязанской области. М., 1956.

4. Туристская маршрутная схема "Порекам Мещеры (Буже и Пре)". М., 1958.

Окский государственный заповедник

(Статья написана научными сотрудникамизаповедника (К. Зыковым и Л. Зыковой)

Деятельность заповедника. Окскийзаповедник был. организован 10 февраля 1935 года вцелях сохранения природного комплекса югаРязанской Мещеры. Территория заповедника входитв состав государственного заповедного фонда,полностью изъятого из хозяйственногопользования.

Южная граница заповедника идет по рекеПре. Западная и большая часть северной границыпроходит по расчищенным лесным просекам,восточная, следуя опушке леса, местами оченьблизко подходит к Оке. Площадь лесов заповедникасоставляет 182 квадратных километра, 28 квадратныхкилометров — болота, 4 квадратных километра —водоемы, большая часть которых связана сболотами. 3 квадратных километра занимаетзубровый питомник, находящийся в 2 километрах отуправления заповедника. В примыкающей кзаповеднику пойме Оки расположена охранная зонаплощадью 75 квадратных километров.

Всего на охраняемой территорииобитает 48 видов млекопитающих, более 200 видовптиц, 5 видов пресмыкающихся, 10 видов земноводныхи около 30 видов рыб. Наиболее интересныеживотные: выхухоль— древнейшее из нынесуществующих млекопитающих нашей фауны,встречающееся только в Советском Союзе; бобр,уничтоженный в прошлом веке в нашей области иреакклиматизированный усилиями сотрудниковзаповедника; крупнейший из оленей — лось. Редкиептицы—черный аист, журавли, цапли, глухари.

В заповеднике работает большойколлектив научных сотрудников. Они осуществляютмноголетние круглогодичные наблюдения за всемкомплексом природных явлений, изучают законыестественного развития природы. Эти данныенаходят свое отражение в "Летописях природы",которые являются живой историей заповедника иодновременно ценнейшим научным материалом оприроде и ее изменениях.

Большое внимание научные сотрудникиуделяют изучению охотничье-промысловыхживотных, выяснению причин изменения ихчисленности. Эта работа выполняется наохраняемой территории и в 12 областях иавтономных республиках европейской части Союзаспециальной группой биологической съемки,созданной при Окском заповеднике. Решение этихвопросов окажет существенную помощь охотничьемухозяйству, позволит давать научно обоснованныепрогнозы численности животных и рекомендациидля планирования заготовок охотничьих зверей.

Заповедник проводит работу повыяснению запасов и распространению редких иблизких к исчезновению животных: рыси, медведя,барсука, глухаря, черного аиста, серой цапли.Здесь изучаются различные животные, являющиесяпереносчиками опасных инфекций, коренящихся вприроде, в больших масштабах проводитсякольцевание птиц.

Птицы, встречающиеся в Рязанскойобласти, разлетаются в самые разные уголки нашейстраны и далеко за ее пределы. Окольцованных птицвстречают на Украине, в Белоруссии, Литве, Латвии,Эстонии, Грузии и других республиках. Птицы иззаповедника попадают также почти во всеевропейские страны и в Африку Важное значениедля выяснения рациональных сроков охоты и нормотстрела дичи имеет мечение промыслевых видовптиц.

Для проведения массового кольцеванияв составе заповедника создана Центральнаяорнитологическая станция, которая организуетсвою работу не только на охраняемой территории,но и далеко за ее пределами. По количествуокольцованных птиц Окский заповедник занимаетпервое место в Советском Союзе. За последниедесять лет (с 1956 по 1965 год) здесь окольцованооколо 280 тысяч птиц, относящихся более чем к 200видам.

Помимо научной деятельности,сотрудники заповединика ведут также большуюпропагандистскую работу среди местногонаселения и многочисленных туристов,путешествующих по этим местам.

При управлении заповедника имеетсямузей, созданный замечательныммастером-таксидермистом В. А. Корсаковым.

Туристские маршруты. Приезжающие взаповедник туристы должны твердо помнить, чтовсе растения и животные находятся здесь подохраной закона. Охота и рыболовство в заповедныхугодьях запрещены. Охота в охранной зонеразрешается только членам местного охотничьегоколлектива по специальным пропускам.

В районе поселка заповедника выше иниже по течению Пры отведены специальные местадля стоянок туристов. Остановки на левом берегуПры в границах заповедника запрещены, заисключением специальной стоянки у моста черезПру ниже Брыкина бора.

Для туристов, желающих более детальноознакомиться с заповедником, разработаны дватуристских маршрута.

Первый маршрут протяженностью в 3километра идет от управления заповедника дозагонов государственного зубрового питомникачерез сосновый лес с примесью дуба и березы. Взубропарк доступ открыт не во все сезоны (взависимости от сроков отела) и только попропускам в отведенные для посещения часы.

Зубры — крупнейшие из сохранившихся вумеренном поясе копытных животных. Этосовременники вымерших гигантов: мамонта,шерстистого носорога, пещерного медведя, — чудомдошедшие до наших дней. Зубровый питомник вОкском заповеднике—один из центроввосстановления поголовья этого редкого зверя.

Второй маршрут начинается от мостачерез Пру и идет лесом по дороге на село Лубяники,пересекающей заповедник с юга на север. Сразу замостом дорога проходит между старицей Алешиналука и Поповым озером, на котором хорошо виднызаросли сабельника — любимой летней пищи бобров.Во второй половине лета у берегов плаваютизящные перистые листочки редчайшегопапоротника — сальвинии.

В полукилометре от моста, на старицеАлешина лука, стоит ближайший к управлениюкордон — Бедная гора. Сразу за ним начинаетсянизина с малоприметным мостиком на дороге. Вначале века, когда в Брыкином бору работалстекольный завод Русско-бельгийскогоакционерного общества, в этом месте был расчищенот кустарников специальный канал "Путище", покоторому к эстакаде, идущей от завода, гналибаржи.

Сейчас "Путище" заросло, и от старогофарватера осталось только название.

За просекой, пересекающей дорогу, вкилометре от Бедной горы, в березовых и сосновыхмолодняках 153-го квартала держатся лоси. Особенномного их бывает здесь зимой. Весной на полянахэтого квартала токуют тетерева.

В 131-м квартале, справа от дороги,расположено совершенно заросшее озеро. Только всамой южной его части среди трясин осталосьнебольшое зеркальце воды, окруженноетростниками. На этом озере стоят ловушки дляуток. По краям болота в высокоствольном соснякена утренних зорях в апреле таинственно щелкаютглухари.

На пятом километре от моста дорогапересекается низиной под названием Востриковоболото. Это язык больших болот, занимающих всюцентральную часть заповедника. Нередко здесьможно увидеть пеньки от только что сгрызенныхбобрами деревьев.

За невысокой песчаной дюнойначинается новое понижение — Чатерище,прорезанное так называемой Казенной канавой. Онаберет свое начало из болот, расположенных насеверной границе заповедника, и вбирает в себяводу лесных речек Черной и Ламши. Мелиоративныеканавы типа Казенной прорыты в конце прошлоговека специальной экспедицией, организованнойгенералом Жилинским. Канава использовалась длясплава леса. Предполагалось, что с ее помощьюосушенные земли будут освоены. Однако из-замалого уклона в сторону поймы канава не смогласобирать воду с большой территории, а землиоказались настолько бедными, что не оправдывализатрат на их осушение. Слева и справа от дороги наКазенной канаве видны бобровые плотины.

От Лубяникского кордона, стоящего насеверной границе заповедника, узкая тропинкачерез десять минут приводит к Святому озеру.Сначала оно кажется довольно обычным, но чемдольше смотришь, тем больше поражает удивительнопрозрачная, чуть белесоватая вода, какой неувидишь ни в одном другом заповедном озере илистарице. Оно питается ключами из очень глубокихизвестняковых горизонтов, и поэтому, несмотря нато что не изолировано от болотного массива, водав нем не окрашена в обычный для мещерских озертемно-коричневый цвет.

При прохождении маршрута следуетпомнить, что курить можно только в отведенных дляэтого местах. Разводить костры и разбиватьпалатки на территории заповедника неразрешается. Каждая группа туристов, идущая наозеро Святое, обязана зарегистрироваться наЛубяникском кордоне.

Для свободного передвижения взаповеднике открыта только дорога через мост наПре на село Лубяники. Проход и проезд поостальным дорогам может быть разрешен лишьдирекцией заповедника по специальному пропуску.

Пути сообщения. Многие самодеятельныетуристские группы, путешествующие по Пре налодках, заканчивают свой маршрут в Брыкином бору,другие продолжают свой путь до пристаниКочемары, расположенной в 22 километрах от устьяПры вниз по течению Оки. Туристы, совершающиепутешествие по плановому маршруту № 233, плывут налодках до устья Пры, где пересаживаются на катери едут по Оке до Рязани, а оттуда до турбазы"Солотча".

Местность ниже Брыкина бора менееинтересна: по правому берегу тянутся луга средкими перелесками. Левый берег более лесистый,с дубравами и ивняками. Во время разливасравнительно нетрудно подняться на лодках допристани Копаново (25 километров от Брыкина бора),которая в это время бывает связана катером сжелезнодорожной станцией Шилово.

Пешие туристы могут избрать из Брыкинабора другой очень интересный путь — череззаповедник на село Лубяники и далее через селаЦентральной Мещеры на город Туму. От Тумы ходятпоезда во Владимир, а автобусом можно доехать доРязани или Касимова.

Туристы, завершающие свой поход в Брыкиномбору, могут воспользоваться различными видамитранспорта: самолетом, автобусом или пароходом.

Самое быстрое и удобное —авиасообщение. Для этого надо доехать до селаЛакаш (7 километров от Брыкина бора), откуда ходятсамолеты до аэропорта Турлатово под Рязанью.Автобус соединяет село Ижевское (20 километров отБрыкина бора) с Рязанью и Спасском. От пристаниИжевское можно доехать на пароходе по Оке доРязани и Москвы. Во время половодья приотсутствии авиасвязи лучше ехать автобусом отсела Ижевского до Спасска-Рязанского, а затемкатером до Рязани.

В 6 километрах от Брыкина бора, в селеЛакаш, находятся почтовое отделение, телеграф ителефон. По телефону можно связаться с Москвой,Рязанью и всеми районами Рязанской области.

Почтовый адрес Окскогогосударственного заповедника: п/о Лакаш,Спасского района. Рязанской области, Окскийзаповедник. Для телеграмм: Лакаш, Рязанскийзаповедник.